Глава XXII. РЕЖИМ СУРРОГАТНОГО КОММУНИЗМА

В только что прочитанной вами главе наше внимание было сконцентрировано на двух отличных от нормы – «больных» – социалистических режимах, правом и левом. Их отличие является не только политэкономическим. Левый режим за несколько десятилетий своего существования, в отличие от скоротечного правого, сумел приобрести более или менее законченный, полный вид. Что это значит и что из этого следует?

Людям, которым сейчас за пятьдесят (к ним я отношу и себя), чрезмерно коммунистический социализм известен не понаслышке. С другой стороны, опять же в силу его длительности, относительной стабильности и завершённости, о скособоченном в коммунистическую сторону социализме легче говорить в плане его научного анализа. А сказать, кроме выясненного в предыдущей главе, есть ещё что.

Так что, уважаемый читатель, решение задачи, стоящей перед нами в данной главе, задачи доописания левацкого социализма, для нас указанными обстоятельствами существенно упрощается. Для вас – как для свидетеля и в определённом смысле жертвы «левых лет», для меня – как для исследователя устоявшегося и потому достаточно прозрачного.

Возможно, некоторое недоумение вызовет у вас вынесенное в заголовок название влево перекошенного социализма. Но это только пока.

Вы скажете: можно ли так называть испытанный нами социализм? Да, и не только можно, но и нужно. Ракурс, в котором в настоящей главе мы будем рассматривать левый социализм, требует именно такого наименования (кстати, это наименование промелькнуло у нас в предшествующей главе).

Сейчас, после состоящего из пяти абзацев предисловия к занимающей нас в этой главе теме, мы можем заняться её (темы) разработкой. Начну с вопросов и ответов.

Первый вопрос: как мы должны называть строй, лишённый «родимых пятен» своей противоположности, лишённый пережитков своего исторического предшественника – капитализма? Понятно, что коммунизмом. И не только называть. Этот строй не только называется коммунизмом, но таковым и является.

Вопрос второй: что должен представлять собой этот строй будущего, перенесённый в условия, в которых его естественное существование не просто преждевременно, но и совершенно невозможно? [Говоря о переносе коммунизма в незрелое настоящее, я нисколько не фантазирую. Ведь наш очищенный от «родимых пятен» социализм являлся по сути дела псевдокоммунизмом.]

Разумеется, «перенесённый коммунизм» не может быть подлинным коммунизмом. Тогда чем он должен являться? Подделкой под коммунизм, социально-экономическим экспериментом, сфабрикованной пародией на коммунизм, суррогатом коммунизма…? Как вы догадываетесь, я выбираю для именования навязанного настоящему строя будущего последнее из перечисленного.

Итак, в анализе мы имеем суррогат коммунизма. Значит, и отдельные черты, грани, моменты, в том числе и основополагающие, этого строя должны быть представлены в виде суррогатов естественных (лежащих в будущем) образцов? Выходит, что так. Более того, это должно быть так. Любое цельное ведёт отсчёт от своих частей (черт, граней, моментов).

Своё внимание мы остановим на двух (этого будет вполне достаточно) основополагающих моментах действительного коммунизма и двух соответствующих им левосоциалистических подделках. И посмотрим, в какой мере фабрикаторам суррогатов удалось воспроизвести коммунистическую норму. Понятно, что в полной мере это в принципе невозможно – любой суррогат всегда есть отступление от оригинала.

Одним из основополагающих моментов коммунизма является отсутствие социально-классовых различий. В социально-структурном плане коммунизм, по сравнению с эксплуататорскими общественными формами, может быть назван ровным строем. Думаю, не требуется объяснять, что достижение коммунистического социального равенства представляет собой длительный процесс, хронологически и содержательно соответствующий коммунистической революции. В ходе этого процесса отмирают классы, государство, принуждение, насилие, присвоение результатов чужого труда (эксплуатация)…

Для скоропалительных леваков ничего не стóит «сказку сделать былью, преодолеть» (здесь я позволю себе изменить слова известной песни) естественный ход истории, её темп.

Такое принято называть насилием над историей. Думаю, данное клише нуждается в небольшой ремарке.

Дело в том, что необходимой стороной насилия над историей является насилие над людьми. История, несмотря на насилие, возьмёт своё, рано или поздно оправится. Более того, учинённое над ней насилие может, хотя это и маловероятно, сослужить свою службу – будущая генерация «экспериментаторов», оглянувшись назад, может быть, несколько умерит свой пыл. Что же касается людей (в нашей стране это миллионные массы), насилие над ними оборачивается невосполнимыми потерями, изломанными жизнями, даже гибелью. Испытавшие «социальное насилие» люди, в отличие от истории, не в состоянии, как я выразился, взять своё. Насилие над людьми и насилие над историей – не совсем одно и то же. Несколько переиначив одно крылатое выражение, ведь можно сказать: vita brevis, historia longa.

Не буду рассуждать далее по поводу насилия над историей и человеком. Отмечу лишь одно, то, что важно для понимания суррогатного коммунизма: перенос будущего в настоящее как насилие над историей не может не быть насилием над людьми, суррогатный коммунизм не может не быть в той или иной мере террористическим строем.

В предыдущей главе жёсткость (вплоть до террористичности) левосоциалистического режима я связал с нехваткой «пряников». Да, это так. Но не в нехватке «пряников» кроется основная причина насилия над людьми. Тогда я лишь заметил без расшифровки, что есть и более веские причины насилия. Сейчас пришло время расшифровать сказанное между прочим. Основополагающей и интегральной причиной левокоммунистического насилия (террористичности) является перенос коммунистического будущего в незрелое настоящее, является преждевременный «коммунизм», является суррогат коммунизма.

Вернёмся, однако, к вопросу о деятельности леваков в деле упразднения социально-классовых различий.

Первым актом здесь, актом, составившим ядро левого поворота, стало изъятие из экономической жизни буржуазии, по сути дела, её упразднение, уничтожение. Интересно, понимали ли р-р-революционеры, что этим ударом они уничтожают и пролетариат? Ведь буржуазия и пролетариат являются классами не порознь, а только в совокупности и взаимодействии. Вообще, любые классы (докапиталистического прошлого, капитализма, нормального социализма) представляют собой пáрное явление, находящуюся в отношениях эксплуатации одним классом другого связку. Уничтожение одного класса автоматически означает уничтожение и другого, его антагониста и антипода.

Этим актом был ликвидирован не зрелый, боевитый пролетариат, а, после войн и революционных сражений, обескровленный, потерявший классовое лицо, аморфный и индифферентный. Такие бывшие пролетарские массы в некоторой перспективе показали себя в качестве очень удобного для правящей советской верхушки послушного попутчика.

Правда, за это попутничество (выдаваемое за активность «социальной опоры социализма») требовалось платить. Об этом я уже сказал в двадцать первой главе. К сказанному тогда о «прянике» добавлю информацию и о таком «платёжном средстве», как эксплуатируемые высшей бюрократией несомненные завоевания революции (бесплатное образование и медицина, предоставление жилья, дома культуры, клубы, библиотеки, профсоюзные путёвки…).

В нашем суррогатно-коммунистическом королевстве кривых зеркал нормальный нэповский социализм преподносился как нечто временное, полное вступление в свои права ползучего термидора – как «победа социализма», революционеры-марксисты – как вредители и шпионы… Не приходится удивляться, что и фактическое уничтожение пролетариата было преподнесено как его освобождение от буржуазной эксплуатации. В «науке» даже утвердилась норма, согласно которой этот «освобождённый пролетариат» стал именоваться рабочим классом.

После сказанного об уничтожении пролетариата ясно, что эту новоявленную «философскую категорию» («рабочий класс») как минимум следует урезать наполовину – никакой класс (в отсутствие буржуазии) здесь не просматривается. Не просматривается нами. Но просматривается «теоретиками» «реального социализма». Принадлежность к «рабочему классу» определялась ими (определяется и сейчас) всего лишь родом деятельности (станочник, строитель, железнодорожник, водитель, сантехник…). В действительности же она определяется прежде всего эксплуатацией со стороны буржуазии.

Вторым по значимости актом в деле форсированного стирания социально-классовых различий, на мой взгляд, явилась сталинская коллективизация. В результате её успешного осуществления (для термидорианцев это – действительно успех) крестьянство, которое в отсутствие эксплуататоров-землевладельцев уже классом не являлось, было по сути дела огосударствлено, превращено в своего рода рабочих (теперь все труженики, как города, так и деревни, стали государственными работниками). Таким образом (без запятой) крестьяне и рабочие номинально (но не фактически) были выравнены. Формула «дружественные классы» стала, если можно так выразиться, всеохватывающей.

Сюда же (ко второму акту) я отношу и сталинскую индустриализацию, потребовавшую массу рабочих рук для промышленности. Такие руки дал хлынувший в города поток деревенских переселенцев. Это ещё более нивелировало общественную структуру. Города без устали перемалывали состоящие из внеклассовых рабочих и внеклассовых крестьян массы.

Третьим актом (его, наверное, лучше назвать более или менее перманентным мероприятием) явилось перелопачивание социальной структуры общества, взятого в целом (взятого и в другом смысле, взятого в суррогатно-коммунистический оборот). В результате этого, как я выразился, перелопачивания произошла инверсия социальных слоёв.

«Рабочий класс» в материальном плане был существенно приподнят – попутчику и опоре термидорианцев надо платить (заработная плата рабочего в суррогате коммунизма в 2-3 раза превышала заработную плату работника умственного труда, хотя вклад рабочего в совокупный общественный продукт значительно уступал вкладу врача, учителя, вообще работника интеллектуальной сферы). Раздавленное коллективизацией крестьянство было оставлено при своих (угроза деревенского бунта после подавления вызванных коллективизацией выступлений была снята с повестки дня). Слои, связанные с интеллектуальным трудом (учителя, врачи, инженеры, работники культуры…), были опущены.

Что мы имеем в итоге этого трёхактного «преобразования» социально-классовой структуры? Коммунизм? Конечно, нет, только лишь его суррогат. Но надо признать, левакам удалось немало сделать на милом их сердцу поприще. Для суррогата коммунистического выравнивания сделанного ими более чем достаточно.

Суррогат не требует подобия оригиналу, пределом данного суррогата является не уничтожение социально-классовой структуры, а её, так сказать, размазывание. Что было, посредством насилия над людьми и историей, не без успеха и сделано.

Я предполагал остановиться на двух основополагающих моментах коммунизма и его суррогатного воплощения в незрелую для коммунизма действительность. Будем считать, что один момент («преобразование» социально-классовой структуры) мы отработали. Переходим к следующему.

Технологической основой коммунизма, и об этом мы говорили ранее, служит автоматизация. Значит и суррогатный коммунизм должен характеризоваться каким-то подобием автоматизации. Только вот вы скажете, читатель: а возможно ли подобие автоматизации без соответствующего ей материального обеспечения, попросту говоря, без компьютеризации?

Жизнь показала, что бескомпьютерный суррогат автоматизации возможен и успешно (опять же для правящей верхушки) осуществим. Надо только поискать в докомпьютерном обществе своего рода эквиваленты компонентов настоящей автоматизации.

Правящие верхи ничего такого, поскольку не знали, что именно требуется найти, не искали. Но… сложилось так, что «нашли». «Нашли», совершив, пожалуй, самое масштабное насилие над людьми. Что же они «нашли» в качестве охватывающего всё общество автомата? Отложим ответ на этот вопрос на несколько минут. Он (ответ) сам всплывёт через некоторое время.

Вы знаете, уважаемый читатель, что любая автоматизированная система является в определённом смысле террористической организацией? Её функционирование требует неукоснительного исполнения преследующей чётко очерченные цели программы.

Разумеется, для успешного функционирования автоматизированной системы только лишь программы недостаточно. Перечислю, что ещё необходимо.

Это, во-первых, процессор, во-вторых, память, откуда вычерпывается необходимая для достижения цели информация, в-третьих, рабочие органы (различные внешние устройства), в-четвёртых, если данная система связана с себе подобными, антивирус.

Перечисленное характеризует современную автоматизированную систему. Видимо, эти компоненты сохранятся и в коммунистическом будущем. А что же суррогатный коммунизм? Неужели и в докомпьютерную эпоху и, конечно, в совершенно иных формах и на совершенно иной предметной основе, всё это возможно? Оказывается, да. И такая суррогатная автоматизированная система, да ещё в масштабах огромной страны, способна успешно (для её пользователей – правящей верхушки) функционировать. Впрочем, судите сами. Пройдём по перечисленному.

Программа? Да. Это – программа партии с забитыми туда генеральными целями и различные, более конкретные так называемые народно-хозяйственные планы (пятилетние и прочие). Сюда же надо отнести и левацкие идеологические установки.

Процессор? Да. Это – Политбюро, ЦК, Секретариат партии, её лидер, правительство и разные подправительственные органы (очень качественный, многоуровневый процессор).

Память? Да. Вы без труда её обналичите. Я же, со своей стороны, замечу, что компьютерная память изменяема пользователем. Информацию, перерабатываемую процессором, можно корректировать сообразно изменившейся ситуации и (или) целям. Применительно к суррогатному коммунизму это означает, что изменять можно даже историю. Были ли такие казусы? Несомненно. Главный из них – переписывание истории под Сталина.

Рабочие органы? Да. Это – люди, превращённые в винтики. Но человек, как бы его не завинчивали, всё-таки отличается от железа. «Живой винтик», проявивший малейшее своеволие или даже просто способный проявить таковое, должен быть «исправлен» или ликвидирован. Мы знаем, как это делалось. Если действительная автоматизированная система является, уточню, условно террористической, то суррогатная – реально. Сталинская суррогатная автоматизированная система, по всей видимости, была практически предельно террористической для наших, советских условий.

Наконец, антивирус? Тоже да. Разве не эту, на поверку террористическую функцию в разное время исполняли различные суды, внесудебные органы («тройки» и пр.), КГБ?

Как видим, и по второму основополагающему моменту суррогат выказывает соответствие с будущим образцом. Разумеется, соответствие неполное. На то он и суррогат.

Говоря о неполном соответствии, я, наверное, должен указать на два, как мне представляется, важных отличия суррогата от образца.

Во-первых, если пользователем коммунистической автоматизированной системы является всё общество, пользователем какой-либо современной компьютеризированной системы – конкретное лицо, группа лиц или организация, то пользователем суррогата коммунистической системы – диктатор, а кóли такого не имеется, правящая левокоммунистическая верхушка.

И во-вторых, если при коммунизме пользователь системы распоряжается вещами, то в условиях суррогатного коммунизма пользователь суррогата автоматизированной системы распоряжается людьми, превращёнными в вещи.

Здесь мы поставим точку. Программа главы выполнена, и нам остаётся только подбить её (главы) итоги.

1. В этой главе левацкий социализм предстал перед нами в ракурсе, заставляющем назвать его суррогатным коммунизмом. Думаю, такое наименование по прочтении главы вы безоговорочно приняли, читатель.

Любой суррогат является в той или иной мере ущербным воспроизведением не абстрактно взятого образца, а образца, расконкреченного в своих чертах, гранях, моментах. Анализ суррогатного коммунизма подтверждает эту истину.

В анализ, предпринятый в данной главе, мы взяли два основополагающих момента коммунизма и его левацкого суррогата.

2. Одним из рассмотренных нами моментов стало приведение общественной системы к социальному равенству.

Мы увидели, что правящие леваки в меру предоставленных им историей возможностей весьма преуспели в этом своём начинании.

У них, понятно, получилось не коммунистическое отмирание социально-классовых различий, а, как я выразился, размазывание социально-классовой структуры. Но ведь это же суррогат! Образец для него недостижим.

3. Другим рассмотренным нами моментом явилась свойственная коммунизму автоматизация.

И здесь правящая верхушка, сфабриковав автоматизированную систему из наличного, в том числе и людского, материала, оправдала и реализовала своё псевдокоммунистическое рвение. Согласитесь, читатель, соорудить суррогат автоматизированной системы на таком допотопном базисе – задача не из лёгких.

4. Изучение насильственно сооружённого суррогата коммунизма имеет своей целью не только удовлетворение познавательного интереса.

Другим его, не менее важным позитивом является углубление представлений о действительном коммунизме. Ибо суррогат коммунизма включает в себя все (!) черты коммунистического будущего, в том числе и те, которые при «внесуррогатном» познании действительного коммунизма трудноуловимы.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ