Глава I. ЭВОЛЮЦИЯ И РЕВОЛЮЦИЯ

Название книги, к чтению которой вы приступили, заставляет думать, что речь в ней пойдёт о революции.

Да, действительно это так, уважаемый читатель. Нам предстоит исследовать социальную революцию, возможно, с не очень понятным для вас названием. Понимание названия и сущности коммунистической революции вскоре придут. А сейчас, в этой главе, мы решим, не напрасно ли мы взялись за дело. Может быть, революция (коммунистическая или любая другая) не является обязательным компонентом истории, возможно, революция представляет собой некий исторический нонсенс, отступление от нормы прогрессивного движения общества или, в конце концов, являет собой злостный эксперимент, разжигаемый «нехорошими людьми»?

Вы, конечно, понимаете, что я отрицательно отвечу на этот вопрос. Но сегодня наберётся немало людей, в том числе и в научном мире, которые без колебаний скажут вам «да».

Чем можно подкрепить ответ «нет»? Вы, наверное, подумали: конечно же, обращением к истории, в которой мы без труда найдём сотни революций. Обычно так защищают революцию люди, не считающие её ненормой. На что неприятели (от слова «неприятие») революции, как правило, отвечают: плохих людей (или чего-то ещё, что разжигает революцию) всегда было достаточно. Легко понять, что спор с такими аргументами не закончится победой одной из сторон. Как сторонники революции, так и противники, останутся при своём мнении.

Для победы сторонникам революции нужна более сильная аргументация. Скажу больше. Желательно, чтобы аргументация сторонников была абсолютной по своей силе.

Такая аргументация существует, и мы ей займёмся. Но прежде я расскажу вам об одном случае, являющемся, на мой взгляд, неплохой иллюстрацией рассматриваемой в данной главе темы.

Как-то во втором часу ночи я был разбужен телефонной трелью. Из трубки изливался словесный поток, который практически лишил меня возможности что-либо в него вставить. В монологе напористой дамы мне несколько раз удалось уловить слова «редакция», «журнал», «статья», «эволюция», «революция», «три страницы». Подумав, что меня «критикует» недовольная какой-то моей статьёй читательница, я нажал «отбой», повернулся на другой бок и стал досматривать прерванный сон.

Утром профессиональный интерес (один из моих дипломов – психологический) побудил меня узнать, кого же я довёл до жизни такой. Номер звонившей остался во входящих звонках моего телефона. Я позвонил.

Утреннее общение оказалось продуктивнее ночного. Выяснилось, что мне звонила редактор только что созданного журнала с предложением написать статью для первого номера. Дама, напор которой несколько поубавился, тоном, не терпящим возражений, сказала, что я должен (именно так!) к такому-то часу явиться по такому-то адресу.

Предположив, что сотрудничества у нас не получится, я тем не менее согласился «явиться». Мне хотелось посмотреть на эту бесцеремонную обладательницу суперавторитарной психики.

Редактор, не предложив мне сесть, сразу взяла быка за рога. Тем же тоном, что и по телефону, она объявила, что я должен написать статью, что название уже готово и что, если статья окажется большой, она сократит её до трёх страниц.

Но это ещё не всё. Дальше последовала конкретизация вводной. В статье под названием «Эволюция или революция» я должен был, во-первых, написать, что революции происходят из-за происков каких-то самолюбивых, маниакальных и желающих выделиться личностей и, во-вторых, показать, как можно и как надо не допускать революции.

Видимо, после редакторской тирады я должен был согласиться.

Ну, если женщина хочет… Я не стал перечить и выступил с встречным предложением, касательно сокращения объёма статьи. Я предложил сократить статью на два печатных знака, заменив в заголовке союз «или» на «и». В ответ на вопрос «почему?» я изложил строгой даме то, что об обязательности революций сообщу сейчас вам, читатель.

После моего изложения последовали обвинения в марксизме в мой адрес, и я вынужден был во избежание рукоприкладства, разумеется, не с моей стороны, ретироваться.

Вы спросите, уважаемый читатель, какой журнал привлекла моя персона? У меня в памяти не сохранилось его название. Кажется, он почил после второго номера. А об обладательнице, скажу помягче, неординарной психики я больше не слышал. И не интересовался, как и с чьей подачи редактор набирала авторов для своего эфемера.

Однако вернёмся к теме главы. Мы отвлеклись на зарисовку из жизни, подойдя к вопросу о наисильнейшей аргументации необходимости революций. Продолжим тему.

В школе все мы узнали о существовании аксиом – положений, принимаемых без каких бы то ни было доказательств. Наверняка источником такой информации был учитель математики.

Но без аксиоматики, о чём многие не подозревают, не обходятся и другие науки.

Имеются аксиомы и у философии, которой мы вообще-то занимаемся. Именно с философской точки зрения, т.е. со стороны не зачастую случайных частностей, а наиболее общих, существенных и имманентно присущих характеристик нас интересует революция.

Для тех, кто забыл, напомню, что философия представляет собой науку, изучающую наиболее общие законы развития природы, общества и познания. Такое определение вы найдёте в философском словаре. В плане комментария замечу, что общество и познание можно и убрать из определения, ибо общество является частью природы, а познание – в конечном счёте её порождением. Но, как говорится, для полноты картины лучше эту дополнительную парочку оставить.

Философия является наиболее фундаментальной, в известном смысле первичной наукой, и её аксиомы также первичны. У нефундаментальных наук аксиомами могут быть доказуемые на уровне более общих дисциплин положения. Покажу это по возможности наглядно.

Скажем, для литературоведения существование языка является не требующей доказательств данностью, тогда как обществоведение в его антропологическом преломлении задаётся вопросом «почему и как появился язык?». Для антропологии аксиоматичным является существование жизни, но биология, поднимая вопрос «как возникла жизнь и что это такое?», аксиомой жизнь изучаемых ею существ не считает. Будучи фундаментальной наукой, свою аксиоматику она связывает с бытием косных, неживых форм материи. Здесь, если можно так выразиться, аксиоматическая эстафета передаётся философии. Философия в поисках своих аксиом заглядывает ещё глубже.

Каковы же самые фундаментальные – философские – аксиомы? Их две. Первая проста и бесхитростна. Вторая по своей конструкции сложнее. Она представляет собой, можно сказать, расшифровку первой.

Первая, первичная аксиома утверждает: материальный мир объективно существует.

[В скобках замечу (этот абзац вы можете пропустить, читатель), что существование материального мира признаёт и религиозная философия. Однако для неё существование мира не является аксиомой. Первичной аксиомой теологии служит наличие духа, витающего над бездной, абсолютной идеи, кого-то или чего-то творящего, словом, того, что даже в виде гипотезы не пришить к науке.]

Вторая аксиома материалистической философии видит существование мира не абстрактно, а в его конкретной реализации. Она гласит: генеральной формой существования мира является развитие, представляющее собой последовательную прогрессивную (от менее сложных к более сложным) смену конкретных форм, происходящую на основе характерных для них постоянных и плавных количественных изменений, приводящих к более или менее резкому становлению нового качества (появлению новой формы).

Вы спрóсите: где же в этой формулировке социальная революция? Приглядитесь, читатель, распакуйте формулировку и вы поймёте, что таковой (т.е. революцией) является, как я выразился, резкое становление нового качества (то, что я назвал резким становлением, в философии ещё именуется скачком и (или) перерывом постепенности).

Такой алгоритм развития обусловлен устройством мира (здесь я возвращаюсь к первой аксиоме; ведь существование мира и его устройство в известном смысле тождественны). Всё и вся во Вселенной, без единого исключения, в своём развитии подчинено этому алгоритму.

Развитие, о чём свидетельствует многомиллиардная история нашего – вселенского – мира, не имеет иного алгоритма своей реализации.

Ничто не мешает нам, разумеется, мысленно, выйти за пределы вселенского мира. Думаю, и там, где имеет место развитие, мы обнаружим тот же механизм его реализации. Для такого предположения имеются определённые основания.

Такая вот – правда, неожиданная? – аргументация необходимости революций. Более сильной аргументации не существует.

Если вы, уважаемый читатель, являетесь приверженцем революции и на вас ополчится её противник, можете не вступать с ним в полемику. Отсылайте для спора его сразу к наивысшим авторитетам – развитию, алгоритму его реализации и устройству мира.

Только из гуманных соображений предостерегите неприятеля от гласного спора с этими в высшей степени абстрактными и неодушевлёнными авторитетами. В противном случае он рискует узнать, как… выглядел Скворцов-Степанов. В заведении имени этого деятеля висит его портрет. Для тамошнего медицинского персонала мне довелось читать лекции по психиатрии.

Такое предостережение в запале я высказал редакционной даме. Вот, после этого, не имея возможности подвести итоги сказанному о необходимости революции, я и был вынужден спасаться бегством. Мы же с вами, уважаемый читатель, эти итоги можем совершенно спокойно подвести.

Что же мы выяснили?

1. Социальные революции представляют собой необходимый компонент общественного развития. Необходимость революций вытекает не только и не столько из практики мирового развития. В основе своей она определяется устройством материального мира, свойственным материальному миру характером развития – алгоритмом его развития.

2. Опора на перечисленное в последней фразе первого пункта обеспечивает наисильнейшую аргументацию необходимости революций.

Отрицание такой аргументации ради невнятных деклараций о случайности и (или) необязательности революций по сути дела равнозначно отрицанию развития и его алгоритма, несогласию с устройством мира (а такое возможно?) и, в конце концов, отмене его существования.

3. Наполнением общественного (как и всякого другого) развития служат не только революционные, но и эволюционные компоненты. Прогрессивное движение немыслимо и неосуществимо как без одного, так и без другого.

Формула «эволюция и революция» обнаруживает думающего человека, формула «эволюция или революция» является меткой обывателя.

В этой главе мы определились только с объективной неизбежностью революций, обусловленной алгоритмом развития мира. В дальнейшем, где прямо, где опосредованно, внимание будет уделено и объективной обусловленности более низкого порядка и, поскольку историю делают люди, конечно же, субъективной обусловленности.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ