Глава II. СТРУКТУРА ИСТОРИИ

Опираясь на алгоритм развития материального мира, мы узаконили революцию в качестве необходимого компонента общественного (и любого иного) прогресса. Теперь без каких бы то ни было опасений мы можем заняться предметом нашего исследования – коммунистической революцией.

Первым шагом на этом пути будет определение её исторического места. Полагаю, уважаемый читатель, вы не будете против, если попутно мы решим и некоторые другие задачи.

Чтобы серьёзно говорить о месте чего-то в истории, необходимо иметь адекватные представления о той исторической полосе, где это «что-то» наличествует. Поскольку предметом нашего интереса является грандиозное, для уяснения места коммунистической революции мы должны развернуть не какую-то часть истории, а всю историю человечества, от начала и до конца, причём, ибо мы ищем место для революции, развернуть не как нечто монотонное и однообразное, а как имеющее свойственную прогрессирующему человеческому обществу структуру. Иначе говоря, нам надлежит дать научную периодизацию истории и на стыке каких-то её эволюционных компонентов обнаружить место коммунистической революции.

Здесь я ненадолго приостановлюсь и подожду вашей реакции, читатель… Могу предположить, что мои претензии на создание периодизации заставят вас поставить вопрос: а разве нет периодизации истории человечества?

Такой вопрос мне задавали неоднократно. И каждый раз это была своего рода подколка. Ибо у задающего вопрос уже был готов следующий: а как насчёт пятёрки общественно-экономических формаций Маркса?

Да, такая последовательность, членами которой являются первобытность, рабовладение, феодализм, капитализм и коммунизм существует (и не только в литературе, но и в реальной действительности). Однако меня, в качестве научной периодизации, эта цепочка совершенно не устраивает. А Маркс… Маркс, в трудах которого многократно упоминаются перечисленные формации, никогда составленную из них цепочку периодизацией человеческой истории не называл и, думаю, не считал. Имя Маркса, и это понятно, просто приросло к цепочке.

Почему пятёрка как периодизация меня не устраивает? Я удовлетворю ваше любопытство. Но сначала и для этого познакомлю вас с некоторыми событиями и вехами своего жизненного пути. Наверное, пяти из огромного множества для решения поставленной в главе задачи, а ей (задачей) является структурирование истории, будет достаточно.

Как-то в возрасте лет четырёх я уронил на асфальт мороженое, и мне купили новое.

Образование я получил в одной из лучших школ города и в Ленинградском государственном университете.

Во время службы в армии, летая на стратосферном самолёте (в качестве прибориста), я неоднократно имел удовольствие днём, при ярком солнце, любоваться звёздами на фиолетовом небе и пребывал в невесомости, когда самолёт делал «горку».

Однажды метрах в пятидесяти от меня дорогу перебежала лиса.

Недавно в электричке я не убрал за собой рекламную газетку, на которой сидел.

Всё перечисленное действительно имело место. А теперь представьте, что, вознамерившись на старости лет писать мемуары, каждому из пяти пунктов я бы посвятил полновесную главу. Что бы вы сказали, уважаемый читатель? Наверное, что впавший в маразм мемуарист разучился различать вещи по их значимости.

Так вот, цепочка, составленная из пяти названных формаций, имеет тот же, мягко говоря, изъян, что и, к счастью, всего лишь вымышленные мною мемуары. Формационная пятичленка включает в себя исторические эволюционные образования, несопоставимые по своей значимости (неважно, что несопоставимые не столь кричаще, как перечисленное в моей гротескной зарисовке). Крайние члены формационной пятичленки явно перевешивают по своей значимости любую эксплуататорскую формацию из срединной тройки.

Разбивка истории на пять подразделений верно отражает рядоположенность исторических эпох, но неверно – структуру истории. Рядоположение и структурирование (составление научно выдержанной периодизации) – совершенно различные вещи.

Что нам делать в такой ситуации? Поскольку нам требуется дать научную периодизацию человеческой истории, мы должны найти критерий периодизации, применение которого преподнесёт нам не просто расчленённую историю, а расчленённую на эволюционные компоненты равной значимости.

Найти такой критерий не составляет большого труда. Он, что называется, лежит на поверхности.

Таким критерием является противоположность эволюционных компонентов, причём, противоположность сущностного порядка, по основным параметрам.

Приложив такой критерий, мы получим историю, состоящую из трёх членов-формаций (членов-мегаформаций). Это – первобытность (первобытный коммунизм), период эксплуатации и коммунизм. Совершенно очевидно, что второй член так нарезанной истории противоположен первому, а третий – второму (я уж не говорю, что коммунизм воспроизводит свой первобытный аналог на более высоком уровне).

Возьмём эксплуататорское общество. В главном оно характеризуется разделением труда, товарным производством, денежным оборотом, собственническими отношениями, наличием классов и государства, социальным неравенством, эксплуатацией, моногамной семьёй (таковой является не семья, состоящая из одной женщины и одного мужчины, а семья, в которой женщина или женщины порабощены мужчиной или мужчинами)… Ничего из перечисленного вы не найдёте ни в первобытном коммунизме, ни в его высокоразвитом аналоге.

Вот мы и подошли к историческому месту коммунистической революции. Теперь ясно, где эта революция располагается. Коммунистическая революция, как и любая другая, имея определённую длительность, лежит на стыке второго и третьего периода человеческой истории. Она служит переходом (является революционным переходом) от эксплуататорского строя к его противоположности, коммунизму.

Последняя фраза высветила и выраженную словом «переход» историческую функцию коммунистической революции. Исторической функцией этой революции является перевод общественной системы на качественно иную, противоположную старой, новую, более высокую ступень развития.

Аналогичную функцию выполняет и революция, находящаяся на стыке первобытности и эксплуатации. Наречём её, как и коммунистическую, по названию утверждаемого ей строя – эксплуататорской.

Вообще, надо заметить, что наделение чего бы то ни было названиями – дело не произвольное. Не буду объяснять, поскольку думаю, что вы вполне можете самостоятельно разобраться в этом вопросе, почему революцию следует называть не, как это принято, по её движущим силам, а по имени утверждаемого ею строя (между прочим, читатель, в этой фразе для вас спрятана подсказка).

Итак, мы разметили историю общества. Она состоит из трёх грандиозных периодов и двух столь же грандиозных смыкающих и размыкающих их революций (правда, открытым я оставил вопрос о начале и конце истории). Нами определено историческое место коммунистической революции и её историческая функция.

Казалось бы, дело сделано, план главы выполнен.

Да, но точку здесь ставить ещё рано.

Ведь вы совершенно резонно можете поставить вопрос: а где же мы разместим рабовладельческую формацию, феодальную и капиталистическую? Думаю, поставив такой вопрос, вы сами на него и ответите. Вместилищем данных формаций и привязанных к их смене революций служит эксплуататорский период.

В рамках первобытного периода также можно найти определённые подпериоды–формации и революционные переходы. Но их обнаружение не лежит в русле нашего исследования.

Известно, что наглядность способствует пониманию и усвоению материала. Поэтому наработки настоящей главы я соберу в картинке, на которой грандиозные революции (эксплуататорскую и коммунистическую) обозначу звёздочками, а менее значимые и не приводящие к столь крутой смене качества (феодальную и капиталистическую) – кружкáми. Первобытность и коммунизм останутся у нас неразмеченными (рис. 1).

Рис. 1

Вы видите, уважаемый читатель, что эксплуататорский период вышел у меня короче первобытного, а коммунистический – короче эксплуататорского. По своей длительности различаются и революции-звёздочки. Таково проявление (действующего не только в обществе) закона ускорения истории. С этим законом мы ещё столкнёмся.

В действительности первобытный период намного длительнее, чем я смог показать на рисунке. По своей продолжительности он раз в двадцать превосходит период эксплуатации. Что касается длительности коммунизма, о ней мы будем говорить особо. Пока же удовлетворимся той, приоткрою секрет, весьма условной длительностью, что мы имеем на картинке.

В заключение должен сказать, что «конструируя» научно выдержанную периодизацию человеческой истории, я работал не на пустом месте. В свой актив я могу занести лишь придание законченности и строгости наработкам Маркса [См., например: К. Маркс. Наброски ответа на письмо В. Засулич. – К. Маркс и Ф. Энгельс. Соч., т. 19, стр. 400–421.], а также ряда исследователей середины и конца прошлого века, прежде всего Меликишвили, Поршнева, Бородая, Келле, Плимака, Ковальзона (в более близкое к нам время ничего путного по поднятой в этой главе проблематике, на мой взгляд, не появилось).

Вот здесь под главой мы можем подвести черту.

Результат сделанного можно было бы выразить одной фразой: определив место коммунистической революции, мы решили задачу, поставленную в начале главы. Однако, поскольку сделанного больше, я предпочту разложить итоги по полочкам.

1. Отвергнув являющуюся по сути дела рядоположением пятичленную «периодизацию», мы разбили историю человечества на три периода – первобытный, эксплуататорский и коммунистический.

Эта периодизация, ибо она опирается на единственно приемлемый для членения человеческой истории критерий, является, в отличие от отвергнутой, строго выдержанной в научном отношении.

2. На стыке эксплуататорского периода и коммунистического нашла своё место являющаяся переходом к коммунизму (в этом состоит её историческая функция) коммунистическая революция.

Наряду с определением исторического места коммунистической революции была обозначена и историческая дислокация (читайте между строк: и историческая функция) других встретившихся на нашем исследовательском пути революций.

3. «Действующим лицам» данной главы, как эволюционного, так и революционного свойства, были даны соответствующие их сути наименования.

Особо подчеркну, что названиями были наделены те революции (эксплуататорская и коммунистическая), которые, во-первых, максимально значимы для прогрессирующего человечества и, во-вторых, как это ни парадоксально, до сих пор не замечались исследователями.

4. Резонно поставить вопрос: может быть, по части периодизации истории не стоило ломать копья, возможно, вне рамок марксизма (с его формационным подходом к историческому процессу), скажем, на Западе найдётся адекватная истории периодизация? Нет. Это в принципе невозможно.

Буржуазное обществоведение, на мой взгляд, бессильное само по себе, имея по сути дела классовые противопоказания к выяснению сущности исторического процесса и его объективной направленности, должно было и смогло вместо периодизации создать всего-навсего её бессодержательную (но наукообразную) видимость, будь то «теория цивилизаций» (так называемый цивилизационный подход), «доиндустриальное общество» – «индустриальное общество» – «постиндустриальное общество», «информационное общество»…

Приходится констатировать: «научное сообщество» новой, буржуазной России, не приемлющее марксистский формационный подход к истории (на самом деле начало формационной теории было положено не Марксом и Энгельсом, а французскими просветителями), не могло не принять названных (и прочих) западных «научных ценностей».

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ