Глава II

«ВИБРАЦИЯ» ПСИХИКИ

Позади осталась насыщенная философией и потому, как мне представляется, не самая простая в усвоении глава. Дальше дело пойдёт полегче. Не вините меня, читатель, за доставленные вам неудобства. Такое начало работы было обусловлено, если можно так выразиться, производственной необходимостью. Согласитесь, что без философии вряд ли можно было серьёзно говорить о двойственной, биолого-логической природе психики, для выявления которой (природы) потребовалось выяснить переходную сущность социального, что, в свою очередь, оказалось возможным только в контексте полной и цельной вселенской исторической цепи. Без использования философского инструментария у нас ничего бы не получилось.

Как я уже отметил, двойственности психики в дальнейшем будет уделено самое пристальное внимание. Сейчас же мы удовлетворимся лишь тем, что констатируем нашу осведомлённость о наличии этого свойства. Зарезервировав его разработку на недалёкую перспективу, в настоящей главе мы займёмся исследованием другого, не менее значительного атрибута психики.

Атрибутом, как известно, называют неотъемлемое свойство. А раз так, носителя атрибутивного свойства нам вообще не придётся искать. Любой человек сгодится в качестве подопытного кролика. Но всё же, люди так отличаются один от другого. На ком нам остановить свой выбор? На мужчине, на женщине? А может быть, независимо от пола, на среднем, типичном, не имеющем комплексов человеке? Или, может быть, напротив, на акцентуированной личности?..

Не будем гадать. Поступим-ка мы лучше следующим образом: возьмём для исследования не абстрактное безымянное существо, а конкретную личность, более того, человека, которого вы знаете, и знаете притом лучше, чем кого бы то ни было ещё. Такой выбор наверняка окажется наиболее эффективным.

Что это за человек? Кто у вас постоянно находится на виду? Чьи переживания, мечты и даже тайные помыслы вам досконально известны? Нисколько не сомневаюсь, что у вас уже готов ответ на эти вопросы. Да, уважаемый читатель, на должность кролика назначены вы. Это совершенно безопасно. Вы готовы отвечать на мои вопросы?

Тогда припомните своё обычное, среднестатистическое психическое состояние. Возможно и даже весьма вероятно, что именно в таком состоянии вы пребываете сейчас. Полагаю, что моя книга вас не слишком сильно раздражает. Скажите, пожалуйста, у вас бывает настроение выше среднего? Думаю, что бывает. А ниже среднего? Конечно. А одолевает ли вас когда-либо повышенное относительно вашего центра стремление к деятельности? Да, бывает и такое. А случается ли вам оказаться в плену ничегонеделания? Да, случается. Замечаете ли вы, что временами ваш интеллект работает особенно эффективно? Да. А иногда голова, как говорится, совсем не варит? Да. А бываете ли вы в какой-то момент более терпимы к недостаткам окружающих, а в какой-то – менее? Разумеется, да. А бываете ли вы сверх обычного встревожены или, напротив, беспечны? Улыбчивы и угрюмы? Замкнуты и открыты? Покладисты и неуступчивы? Мечтательны и прагматичны? Скупы и щедры? Опасливы и бесстрашны? Стыдливы и, скажем, не очень? Да, да, да…

Ранее я уже говорил об огромном числе присущих человеку психических черт. Видимо, настала пора назвать их количество. Оказывается, более или менее явных психических черт можно насчитать порядка тысячи. Бóльшая часть из них имеет названия – их вы можете найти в словаре. Какая-то часть психических черт для своего обозначения требует нескольких слов. Наряду с явными есть ещё, так сказать, черты-полутона, являющиеся их градациями, а также «гибриды», совмещающие в себе признаки разных черт. Обнаружить их в психике человека помогает интуиция, обстановка, ситуация. Многие из них невозможно уловить вне контекста и интонации.

Вот эту массу нам предстоит разложить по «теоретическим полочкам», систематизируя психику. Однако это замечание я делаю здесь между прочим. О количестве черт я заговорил по другой причине.

Дело в том, что, несмотря на колоссальное разнообразие и обилие психических черт, для выяснения интересующего нас свойства психики мне не пришлось бы задавать вам ни тысячи, ни двухсот, ни даже двадцати подобных вопросов. Для того, чтобы понять, что психике свойственны перепады, достаточно нескольких пробных шаров. Впрочем, для стопроцентной уверенности вы можете перебрать и всю тысячу. Вы можете, и, наверное, есть смысл это сделать, на предмет перепадов проверить своих друзей и знакомых. Видимо, их наберётся не один десяток. А это – солидная база для исследований и заключений. Я, со своей стороны, готов предвосхитить результат: ваши знакомые по данному признаку продемонстрируют полное сходство с вами. Даже отчаянный ригорист, пусть с меньшими, но перепадами не выпадет из общей обоймы.

Вот какое интересное свойство психики мы обнаружили. Хотя, это, видимо слишком громко сказано. Наверняка психические колебания не являются для вас секретом. Только, смею предположить, у вас не было нужды эту в общем-то обыденную данность анализировать и упаковывать в строгие и чёткие научные формулировки. А может быть, и была. В любом случае мы проделаем эту работу. Посмотрим, что можно выжать из нашего опыта психической жизни. И какие при этом открываются исследовательские перспективы. Приступим?

Во-первых, и это мы уже проработали в форме вопросов и ответов, психике свойственно колебаться вокруг определённого, у каждого человека своего, центра, причём колебаться по каждой черте. Ниже под это самое общее эмпирическое заключение мы подведём соответствующую теоретическую базу.

Во-вторых, причина перемены нашего психического состояния, может, что называется, лежать на поверхности, но может быть для нас и полной загадкой. Порой, вставая утром в мрачном расположении духа и нервной дрожи или, напротив, начиная день на подъёме, собранными и уверенными в себе, мы не можем понять, что же изменилось вокруг. Задатки «беспричинных» перемен, оказывается, находятся весьма и весьма глубоко, в природе социальной, психической формы. Нам придётся ещё раз выйти на вселенские просторы, чтобы докопаться до первоосновы психических колебаний.

В-третьих, как показывает практика, психические колебания осуществляются не по законам физики и не могут быть описаны математическими формулами. Психика одного и того же человека может колебаться, в зависимости от массы обстоятельств, в различных ситуациях с разной амплитудой и разной частотой. Одно плечо колебательного цикла не обязательно должно быть зеркальным отражением другого. Не надо и говорить, что разным людям присущи самые разнообразные колебательные вариации. Почему так устроен «психический маятник»? Видимо, потому что человек и среда его обитания намного сложнее, чем грузик, раскачивающийся под колпаком, из которого выкачан воздух.

В-четвёртых, интервал между крайними и взаимно противоположными психическими состояниями не представляет собой пустого пространства. Ваши гнев, печаль, радость, отвращение, извините, лицемерие, лживость, злобность и все остальные психические черты-состояния могут быть в той или иной степени слабее своего самого сильного проявления. Другими словами, психика по любой своей черте, а, следовательно, и психика как таковая, спектрирована. Мы зачастую не перепрыгиваем, а переходим, даже лучше сказать, переливаемся из одного состояния в другое. Возьмите хотя бы вход и выход из депрессии, нарастание тревоги, накручивание иллюзий, накатывание волн веселья, настройку на трудовой лад после отдыха…

Почему психика спектрирована (градуирована)? Представьте себе, что было бы, если бы на разные раздражители, например, на потерю носового платка и, скажем, тяжёлую болезнь близкого человека, мы реагировали с одинаковой «мощностью»? Градуировка обеспечивает адекватность реагирования, правда, лишь в конечном счёте. Отдельно взятый человек, тем более, единичный психический акт, вполне может быть неадекватен ситуации. Адекватность психического реагирования по сути своей есть общественное явление. Она, как цена на рынке, формируется и устанавливается через частные отклонения. Таким образом, уважаемый читатель, мы вышли на «психический рынок», на стихийный поиск психической формой своего оптимума. Видимо, и здесь нам не обойтись без помощи теории. Однако продолжим демонстрацию наших житейских психологических знаний.

В-пятых, каждая психическая черта имеет своего антипода. Это относится не только к самым крайним проявлениям, но и к любым иным, находящимся в составе спектра. Другими словами, психика поляризована и симметрична.

Любое крайнее психическое состояние, т.е. любая болезнь психики имеет свою противоположность. Для нас это исключительно важно. Зная, к примеру, что существует некая эпилепсия гМ, мы можем спроектировать, а затем найти в психической действительности её по какой-то причине неулавливаемую психиатрической теорией (и практикой) противоположность – эпилепсию гФ (кстати, обозначенные данными буквенными шифрами эпилепсии на самом деле существуют, и когда придёт время, мы будем говорить о них подробно).

Опора на принцип поляризации и симметрии психики позволяет надеяться, что психологическая концепция, за создание которой мы взялись, будет исчерпывающе полной.

В-шестых, любой человек в принципе является носителем всех психических черт. В противном случае люди не находили бы точек соприкосновения, а их совокупность не была бы обществом. Психические черты, как слова языка, обеспечивают общение. Вообразите, что ваш лексикон состоит, скажем, из слов «вода», «дерево» и «тетрадь», а вашего визави – из слов «лампа», «ножницы» и «очки». Попробуйте договориться…

Такого, разумеется, не бывает. Каждый человек владеет определённым общеизвестным набором слов. Но в одной ситуации он извлекает из своего запаса одни слова, в другой – другие. Аналогичным образом дело обстоит и с «запасом черт». В одной обстановке мы вольно или невольно выпячиваем одну черту, в другой – другую. Последнюю фразу можно понимать буквально. Чаще всего именно одна черта (реже – две, ещё реже – три) выделяется на общем достаточно ровном фоне, выступает как доминирующая и определяющая наше психическое состояние. Это наблюдение нам особенно пригодится, когда мы будем говорить о психической акцентуации и аномальных психических состояниях. Забегая вперёд, замечу, что психические отклонения, как правило, представляют собой не такой уж богатый букет гипертрофированных психических черт.

Так что психологию изучать не труднее, чем… разговаривать. Надо лишь понимать значение «слов».

В-седьмых, перебрав, пожалуй, все основные моменты маятникового движения психики, мы должны вернуться к тому, с чего начали наше знакомство с данным феноменом. Дело в том, что генеральная идея главы пока была лишь декларирована. Вы помните, что колебательные движения я квалифицировал как атрибут психики. А это значит, что психика не только может, но и должна колебаться. Напомню, что атрибут представляет собой необходимое свойство. Мы же до сих пор, наблюдая психику, всё своё внимание уделяли её способности, но никак не обязанности колебаться. Обязательность психических колебаний, будучи провозглашённой, не была мною аргументирована. Можно ли это сделать? Да, такая возможность имеется, и, как всегда, в наших руках – два рычага: теоретический и практический. Теория, к которой мы вскоре обратимся, укажет на обязательность психических колебаний как на историческую необходимость. Что касается практики, то она, совершенно не противореча теории, снабжает нас, со своей стороны, массой эмпирического материала. Я ограничусь одним, на мой взгляд, весьма показательным и оригинальным примером.

Как вы полагаете, читатель, что объединяет Фредерика Шопена, Чарльза Дарвина, Льва Толстого, Альфреда Нобеля, Карла Маркса, Эдгара По, Вирджинию Вульф? Этот список может быть продолжен. Но вы уже, несомненно, уловили, что все представленные здесь знаменитости снискали себе славу на ниве творческого и интеллектуального труда. Однако объединяет их не только слава и выдающиеся творческие и научные результаты. Всем этим людям свойственны определённые психические черты: целеустремлённость, находчивость, живость ума, жажда деятельности, собранность, умение сдерживать эмоции, самокритичность, сила воли… Творческий успех не приходит автоматически. На него может рассчитывать только человек особого склада, только целеустремлённая и не дающая себе поблажек натура.

Интеллектуальный, творческий труд – один из самых тяжёлых. Может быть, трудно поверить, но каменотёс, лесоруб или землекоп затрачивает в течение рабочего дня меньше энергии, чем сидящий за письменным столом пытливый учёный или колдующий над клавиатурой талантливый композитор.

После работы необходима релаксация. Каменотёс, начисто забыв о своём занятии, вполне успешно может релаксироваться каким-либо зрелищем, возлиянием, на худой конец, ничегонеделанием. Другое дело, интеллектуал-трудоголик. Его орудие и предмет труда всегда с ним. Здесь же и творческое горение. Он, возможно, и хотел бы отдохнуть, т.е. деинтеллектуализироваться, но не может. Не каждый ведь обладает способностями литературной героини, которая говорила себе: «Не буду думать об этом сегодня, подумаю завтра». Интеллектуал продолжает творить. Он не думает об отдыхе. Вернее, для этого понятия в его голове просто нет места. И тут…

Да, я забыл сказать, что перечисленные мной психические черты в литературе именуются «мигреневыми» [См.: Даймонд С. Головные боли. М., 1997, стр. 55-56.] и что все знаменитости из моего списка страдали мигренью.

И тут… маятник его психики, дойдя до максимально допустимой интеллектуальной нагрузки, внезапно даёт обратный ход. Нестерпимая разламывающая голову боль на несколько часов, а то и дней, заставляет творческую личность забыть о какой бы то ни было продуктивной работе. Релаксация, за невозможностью реализоваться в иной форме, принимает такое безобразное, жестокое обличье. Но это форма. А что же содержание процесса? С ним всё в порядке. Психика выполнила свою обязанность. Маятник, должный колебаться по определению, вывел её из опасного состояния, обезопасил от катастрофической перегрузки.

Необходимость колебаний представляет собой жизненно важный момент психического движения.

К слову замечу, что не каждый обладатель «творческого набора» психических черт страдает мигренью, как и обратно, не каждый страдающий мигренью представляет собой творческую личность. Однако связь обозначенных явлений не вызывает никаких сомнений. Среди лесорубов, строителей, крестьян больных мигренью намного меньше, чем среди представителей творческих профессий (здесь я не говорю о специфической женской мигрени).

Психика колеблется по любой черте, и везде её колебания носят объективный, обязательный характер. Она не спрашивает нашего согласия и не склонна считаться с нашими пожеланиями. Формы отката маятника могут весьма существенно отличаться одна от другой. Но самого отката избежать невозможно. Лишь бы одно плечо колебательного цикла по своему эффекту более или менее уравновешивало другое.

В своём маятниковом движении под влиянием массы внутренних и внешних факторов от перегрузки мы, переваливая через оптимум, переходим к недогрузке. Устав от недогрузки и отталкиваясь от неё, мы направляемся в обратную сторону. Цикл завершается, меняются обстоятельства, изменяемся мы, проходит какое-то время, на авансцену, выходит новая черта-доминанта… Начинается новый цикл, со своей амплитудой, темпом, другими особенностями. Психика «вибрирует». В постоянном сравнении своих реакций она ищет их наиболее эффективный, оптимальный вариант. Это её работа.

Ну а наша, наверное, требует подведения промежуточных итогов главы. Мы с вами неплохо поработали, читатель. Психические колебания предстали перед нами как исключительно многогранное явление. А какие перспективные исследовательские направления выявились в ходе рассмотрения этого, казалось бы, узкого вопроса.

Что же нам удалось сделать? Мы обнаружили, что колебания психики, будучи обязательными, достаточно вариабельны, и при этом не всегда чётко очерчены. Нами установлено, что в процессе перепадов психики на авансцену, как правило, выступает весьма ограниченный набор психических черт, часто – всего одна черта. Психические колебания позволили нам разглядеть градуировку на «шкалах» психических черт и выявить такие свойства психики, как поляризация и симметрия.

Таким образом, мы получили представление о колебаниях психики человека, существа по сути своей общественного. На какую мысль наводит вас последнее слово? Да, вырисовывается наша следующая задача. Теперь мы должны рассмотреть колебания общественной психики. Но прежде, несколько слов о терминах.

Как вы заметили, для обозначения одного и того же явления я употреблял термины «перепады психики», «психические колебания», «маятниковое движение» и один раз, – «вибрация». Все они так или иначе отражают суть описанных нами циклических изменений психики. Однако термин «вибрация», который я приберёг, что называется, на закуску, мне представляется более предпочтительным. Что, впрочем, не препятствует использованию и других слов. На преимущества «вибрации» я укажу, обрисовав движение общественного психического маятника.

Перепады общественной психики не остаются незамеченными наблюдательным человеком. Вот только вопрос: насколько они в целом и по своей фактуре походят на колебания индивидуальной психики? Переберём, сравнивая общественные психические колебания с индивидуальными, известные нам моменты маятникообразного движения человеческой психики.

Как и индивиду, психическому сообществу присущи маятниковые циклы. Как и в индивидуальной психике, на общественной арене мы находим вариабельность колебаний и доминирование той или иной черты. Так же, как и на индивидуальном, на общественном уровне имеют место спектрирование состояний, их поляризация и симметрия.

В принципе общественные колебания по своим проявлениям не отличаются от индивидуальных. Зачастую они принимают грандиозный размах. Революционные подъёмы сменяются спадами и реакцией, электоральные циклы, как правило, сопровождаются притоком избирателей к той или иной политической силе и последующим разочарованием и оттоком, вспыхивает и угасает мода, возникает и рассеивается интерес к каким-то видам деятельности, событиям, персонам, авторам, литературным и музыкальным произведениям, «спасительным» лекарственным средствам… Словом, у нас есть все основания узаконить общественную «вибрацию».

Представьте себе, читатель, что вы наблюдаете психическое сообщество в целом. Заметите ли вы индивидуальную «вибрацию»? Думаю, нет. Она теряется на фоне поражающих воображение подвижек общественной психики. Мы ведь не обращаем внимания на отдельные незначительные всплески воды, наблюдая за морским приливом и отливом. Однако индивидуальная «вибрация» никуда не исчезла, и мы, занимаясь психологией, не можем её не замечать.

Окажись в ваших руках, читатель, какой-нибудь чудесный «бинокль» с очень большой разрешающей способностью (а в придачу к нему и дар наблюдать одновременно как макро-, так и микрообъекты), вы увидите тогда и «вибрацию» индивидов. А ведь у нас есть такой «бинокль». Это – наш исследовательский интерес и наши исследовательские возможности. Мы просто обязаны видеть и макро- и микродвижения психики, и общественные и индивидуальные волны. Как вы, видя то и другое, одним словом назовёте открывшуюся вашему взору колышущуюся и дрожащую массу? Скорее всего, при взгляде «сверху», «вибрирующей». А собственно движение? Полагаю, «вибрацией». Вот то слово, которое, по моему мнению, лучше других и к тому же достаточно деликатно (сравните: «копошение», «мельтешение» и т.п.) отражает специфику нашей психической жизни. Видимо, не надо объяснять, что закавычивать его приходится постольку, поскольку мы имеем дело не с механикой.

Итак, наблюдая индивида и общество, мы обнаружили, что совершенно естественно, подобие их психического движения. И человеку и психическому сообществу свойственна «вибрация».

А что, если нам теперь рассмотреть и того и другое в статике. Будут ли они по-прежнему подобны? Или, может быть, в пределах интересующего нас круга явлений выявятся какие-либо полезные для нашего исследования различия?

Посмотрим на «фотографии». На индивидуальной мы видим лишь определённое фиксированное состояние психики, в то время как «фильм» о человеке способен продемонстрировать весь спектр его состояний. На групповой (общественной) «фотографии» иначе. Она одаривает нас спектром психических состояний, и чем группа больше, тем спектр состояний богаче. Люди ведь такие разные. Если мы «сфотографируем» всё психическое сообщество, в нашем распоряжении окажется полный, максимально возможный спектр психических состояний и наибольший разброс психик, от одного крайнего, аномального состояния по той или иной черте до другого, ему противоположного. Это настоящее монументальное полотно! Статичный спектр психик своим абсолютным богатством перекрывает динамический спектр любой индивидуальной психики.

Что из этого следует? «Сфотографировав» общество, мы получили превосходную модель психики как таковой, психики как явления во всём богатстве всех её сторон. Более полной модели не существует. Но это не единственное её достоинство. Работа с данной моделью открывает возможность на каждом исследовательском рубеже поражать одним выстрелом сразу две мишени – общественную и индивидуальную. Другими словами, мы получили возможность одновременно систематизировать и общественную и индивидуальную психику. Первую, абстрагируясь от её маятниковых движений на широкой арене (но обязательно рассматривая их, когда возникнет такая необходимость), вторую – абстрагируясь от её постоянной индивидуальной «вибрации».

Вы заметили, уважаемый читатель, что индивидуальное и общественное в моём изложении поменялись местами. Думаю, вы согласитесь, что подступиться к «вибрации» было проще, обратившись прежде всего к индивиду. Теперь, когда дело сделано, на первый план выходит общественное. Далее в своём исследовании психики мы будем отталкиваться от него. Почему? Потому что психика – явление по сути своей социальное. Её общественная ипостась первична. Она должна быть поставлена во главу угла. Что является более продуктивным, если не единственно приемлемым: опора на первичное, общее, максимально богатое или на производное, частичное, относительно бедное да ещё представленное массой вариантов? Видимо, нет необходимости отвечать на этот вопрос.

Как только что я констатировал, дело сделано. Да, но сделано только в той своей части, которая касается описания «вибрации» и выявления её характеристик. Я в долгу перед вами, читатель. За мной – теоретическое подкрепление «вибрации». Это первый из двух вопросов, которые требуется проработать, чтобы глава была доведена до конца. А второй вопрос должны поставить, если ещё не поставили, вы, мой уважаемый критик. Вас ведь уже давно подмывает уколоть автора, возводящего «вибрацию» в абсолют и упорно не желающего видеть очевидное. Вам наверняка известно о людях, психика которых почти или даже совершенно неподвижна.

Мне тоже об этом известно. Более того, мне приходилось наблюдать людей с «невибрирующей» психикой. Надо сказать, с ними трудно общаться. В любой ситуации они ведут себя одинаково: в отношении эмоций, оценок, других реакций. Да, не могу с вами не согласиться. Такие люди есть. Вы спрашиваете: как совместить факт их существования с атрибутивностью «вибрации»? Что ж, придётся этим заняться. Но сначала дадим теоретическое обоснование «вибрации».

Сделать это несложно, поскольку мы располагаем периодизацией прогрессивной истории Вселенной, знаем место и своеобразие трёх грандиозных вселенских материальных форм. Их качественное отличие, как вы помните, мы определили, опираясь на изменение температурно-пространственного диапазона, в котором существует и развивается вселенский материальный авангард. Ту же самую процедуру нарезки вселенского исторического процесса, и точно с тем же результатом, можно провести, взяв в качестве базовых количественных переменных амплитуду «вибрации» заступающих на место авангарда объектов (проточастиц, частиц, ядер, атомов, молекул, биологических особей, людей, субъектов логического периода истории) и их, так сказать, общественный спектр. Не будем дважды проводить по сути одну и ту же работу. Сразу оглашу её «качественный результат». Вы можете проверить его правильность, если проследите за более или менее плавным увеличением амплитуды «вибрации» и шириной «общественного» спектра до содержательной середины вселенской истории и их уменьшением после этого во всех отношениях знаменательного перевала.

Картина вселенской истории, нарезанной на основе «вибрационных» изменений, выглядит следующим образом. Первая, физико-химическая форма, имеет по сравнению со следующей столь мизерные «вибрацию» и спектр, что, характеризуя её качество, мы просто обязаны этим мизером пренебречь. Физико-химическая форма является «невибрирующей». Её аналогом в этом смысле служит логическая форма. Абсолютно другое дело, биологическая форма организации материи. Биологические особи постоянно «вибрируют» в своих жизненных проявлениях. Их реакции в широких пределах варьируют в зависимости от изменений среды. Генотип в потенции содержит практически неограниченное число фенотипических реализаций. Колоссальный «общественный» спектр составляют живые уникальные особи. Если бы в науке было принято употреблять пышные эпитеты, биологическую форму следовало бы назвать бурно «вибрирующей».

Для наглядности переведём сказанное в графику. Понятно, что полученное изображение вселенского процесса будет и аналогом и антиподом предыдущего. Количественные переменные, взятые в первой главе, шли сначала на уменьшение, а затем – на увеличение. «Вибрация» и спектр ведут себя на вселенской арене «с точностью до наоборот». Почему? Ответ на этот вопрос вам поможет получить следующий абзац [рис. 2].

Рис. 2

Почему живое «вибрирует»? Для сложного и хрупкого материального носителя, привязанного к сверхузкой нише обитания, параметры которой (не только температурные, но и касающиеся химического состава атмосферы, давления, кислотности воды, влажности, радиационного фона и т.д.) непрерывно изменяются, «вибрация» является единственным способом существования. Этот способ состоит в безостановочном стихийном, слепом, осуществляющемся через множество проб поиске оптимума. Представьте себя занимающимся каким-либо тонким делом в постоянно изменяющихся условиях. Чтобы довести работу до конца, вы должны всё время прибегать к различным уловкам, приспосабливаться, искать новые решения, словом, вертеться. Перефразируя применительно к биологической форме известную поговорку, можно сказать: хочешь жить, умей «вибрировать». Таким образом, пластичность (способность «вибрировать») и спектрирование в рамках популяции, вида, семейства, наконец, всего живого представляет собой, соответственно, страховку от наличных, действительных и возможных в будущем, потенциальных неблагоприятных изменений среды. И то, и другое является гарантией существования жизни. Посредством «вибрации» поиск своего оптимума осуществляет особь, посредством спектрирования – вид и живое в целом.

Биологическая форма расточительна. Она безжалостно расстаётся с теми, кто не сдал экзамен на пригодность. Особь, слепо размещённая в той части спектра, которая не соответствует требованиям изменяющейся среды, обречена на выбраковку, на гибель. Линию жизни продолжают лишь единицы.

Вы приняли моё объяснение биологического спектрирования и биологической «вибрации», читатель? И, наверное, подумали: это же похоже на мир людей. Разе что особа с косой не так самозабвенно выкашивает у нас не нашедшие согласия со средой пробы.

Правда, люди погибают в другом – социальном – смысле. Не сдавший сессию и отчисленный из вуза молодой человек погибает как студент. Не выдержавший конкуренции и разорившийся предприниматель погибает в этом качестве. Ушедшая с головой в науку и не реализующая себя по своему природному назначению женщина убивает в себе мать…

Не могу не согласиться с вами, уважаемый читатель. Только с одной поправкой. Не биологический мир походит на мир людей, а, наоборот, люди в этом плане походят на животных. Не надо на это обижаться. Так и должно быть. Мы ведь представляем собой переход от биологического к логическому. Мы с необходимостью несём на себе печать той формы, порождением которой являемся. Только все её черты у нас находятся в соединении с новым, грядущим. Сплав старого и нового, биологического и логического даёт социальное качество. Смерть, кстати, как и рождение, сохраняясь как биологическое явление, приобретает у нас, у людей, на что мы только что обратили внимание, и социальное измерение.

Социализируются и спектрирование с «вибрацией». В социуме, продолжая существовать на биологическом уровне, они неизбежно обогащаются психическим компонентом. Это естественно. Мы знаем, что социальная форма есть форма психическая. Таким образом, наша, человеческая, психическая «вибрация» является естественным порождением и продолжением биологической «вибрации». Столь же естественно и общественное психическое спектрирование.

Таково теоретическое и историческое обоснование вынесенного в название настоящей главы неотъемлемого свойства психики. Вместе с обоснованием психической «вибрации» мы получаем возможность объяснить и все её ранее отмеченные мною проявления. Вы помните, что, характеризуя ту или иную грань «вибрации», я в ряде случаев предлагал вам подождать с разъяснением до подведения теоретической базы. Сейчас эта работа произведена. Обладая теоретическим видением проблемы, вы легко придадите моим скупым ремаркам вполне законченный вид. Оставляю это интересное, но не являющееся для нас необходимым занятие вам, читатель, и делаю очередной шаг в нашем исследовании.

«Вибрация», как и всё прочее, доставшееся нашей переходной форме от старого, биологического, представляет собой сходящее с исторической сцены, угасающее явление. Это несомненное, с точки зрения теории, положение полностью согласуется с общественной исторической практикой. Народы, отставшие в своём развитии, имеют амплитуду психической «вибрации», значительно превышающую таковую у развитых народов. Можно ли из этого теоретического вывода и подтверждающего его практического обстоятельства извлечь какую-либо выгоду? Мне представляется, можно. Более того, такой возможностью ни в коем случае нельзя пренебрегать.

Хорошо известно, что в процессе внутриутробного развития человеческий эмбрион в ускоренном порядке претерпевает в принципе те же изменения, что и живое в ходе своей эволюции. Аналогичным образом дело обстоит и с психикой человека. Только, во-первых, её развитие начинается не с момента слияния двух половых клеток, а после рождения и, во-вторых, воспроизводит в основных чертах те ступени, которые в своём психическом развитии общество прошло с начала человеческой истории. А раз амплитуда «вибрации» с ходом истории уменьшается, по идее то же самое мы должны наблюдать и в процессе взросления человека. Так ли это? Да, действительно, психика ребёнка раскачивается сильнее, чем психика подростка, психика подростка – сильнее, чем психика юноши, психика юноши – сильнее, чем психика взрослого человека.

Понятно, что я не открываю Америку. Это эмпирическое заключение известно или, по крайней мере, ощущается многими психологами и психотерапевтами. Я вижу свою задачу в том, чтобы поставить данное наблюдение на прочное историко-философское основание, что, в свою очередь, и это, наверное, для практики намного важнее, открывает самые широкие перспективы и снимает всякие ограничения на использование материалов и наработок исторической психологии в интересах психологии возрастной.

Однако не будем отвлекаться на практику. Мы ведём теоретическое исследование и, выполняя свой план, приближаемся к завершению главы, посвящённой психической «вибрации». Без ответа остался лишь вопрос, поставленный вами, мой уважаемый читатель.

Вы спросили, как можно совместить иногда встречающуюся в жизни неподвижность психики с атрибутивностью, т.е. необходимостью и обязательностью «вибрации»? Пока я отвечу вам, хотя вас вряд ли устроит такой ответ, одной фразой: до сих пор речь шла у нас только о здоровой, нормальной психике. О больной, в том числе и по части «вибрации», мы будем говорить в дальнейшем. Неподвижная психика, как и другие психические аномалии, не останется без своего места в системе. А сейчас, благо представился такой случай, мы лучше поговорим о психической болезни как таковой и о целесообразности включения «болезненной темы» в наше исследование. Это будет и заделом ответа по существу на ваш вопрос.

Болезни, в том числе и психические, являются, мягко говоря, малоприятным компонентом нашего бытия. Обязателен ли этот компонент? Как ни печально об этом слышать, да. Без болезней немыслимо существование ни одного биологического вида. Ведь болезнь есть не что иное, как реакция на среду той слепо произведённой природой пробы (а за пробой стоит реальная особь), которая по воле случая оказалась из-за своего состояния в крайне неблагоприятных для себя условиях. При слепом спектрировании это неизбежно. Как неизбежен, и при этом позитивен и даже спасителен для вида, отсев не находящих гармонии со средой особей.

Но болезнь не только браковщик, она ещё и внедренец. При существенном изменении среды какие-либо из бесперспективных в прежних условиях особей могут продлить и в действительности продлевают линию существования вида.

У болезни имеется ещё одна, третья, «специальность». Кроме отбраковки тупиковых проб и внедрения новаций, она ещё тренирует иммунитет, в том числе и психический. Психотерапевту полезно знать, что дозированные трудности закаляют и в определённой мере нормализуют нуждающуюся в коррекции психику.

Болезнь, как видим, представляет собой необходимый компонент не только биологического существования, но и развития [Более детально болезнь разбирается в уже названной мною работе (См.: Искрин В.И. Новая психология. СПб., 2001, стр. 34-36).)].

Понятно, что человек, будучи и биологическим существом, не может быть свободен от атрибута биологической формы – болезни. Отличие разумного животного от всех остальных состоит только в том, что ему свойственны ещё и болезни психики.

Разве можем мы после сказанного о болезни отказаться от включения столь жизненно важной темы в нашу работу? Разумеется нет. Но заняться болезнями, точнее, болезнями психики, нас заставляет не только это.

Считаю, что игнорирование темы болезни не только обеднит и ослабит работу, но и существеннейшим образом затруднит достижение поставленной мною цели, если вообще не перечеркнёт её. Чем я могу аргументировать столь резкое суждение?

Прежде всего, тем, что исследование любой вещи, любого явления продуктивно только тогда, когда в оборот берётся весь предмет, все его составляющие, за исключением, может быть, не делающих погоды необязательных довесков, каковым, как мы выяснили, болезнь ни в коем случае не является. Психическая болезнь представляет собой неотъемлемую часть цельного общественного психического спектра (а в потенции – индивидуального спектра здорового человека). Почему тогда мы должны расчленять целое и, соблюдая некую традицию, ощупывать какую-то его часть?

Далее, всё, как известно, познаётся в сравнении. Разве можно составить представление о здоровой психике, не сравнивая её с больной, не отталкиваясь от психических аномалий, как, впрочем, и обратно? При изолированном изучении болезнь повисает в воздухе, а норма выступает в виде абстрактной категории.

Наконец, болезнь вырастает из нормы. Стартуя от её центра, от узкой психической нормы в виде незначительного отклонения и двигаясь к периферии, она, будучи ещё лишь в потенции болезнью, шаг за шагом, от одной градации психического спектра к другой всё более приближается к своим законченным формам, чтобы, перейдя границу, отделяющую норму от аномалии, превратиться в болезнь в строгом смысле этого слова. Не зная этого маршрута, нельзя напасть на след притаившейся в пределах нормы будущей болезни. Я уж не говорю о том, что между психической нормой и болезнью проходит не чётко обозначенная, а размытая граница. Причинами её размытости, как нетрудно понять, являются атомарные масштабы различий между людьми и «вибрация» их психик.

Такова моя аргументация необходимости исследования психики во всём её объёме, от узкой нормы («самого нормального состояния») до крайних, предельно аномальных состояний. Вы видите, уважаемый читатель, ваш вопрос оборачивается новым качеством всей нашей работы. Но это, как говорится, задача на потом. А сейчас займёмся подведением очередных итогов.

1. В настоящей главе в центре нашего внимания оказались психические колебания. Это повсеместно наблюдаемое свойство психики мы назвали «вибрацией».

Не удовлетворяясь констатацией факта, мы выявили место «вибрации» во вселенском процессе, обосновали её теоретически, указали на её необходимость для социальной, психической формы, являющейся, как мы знаем, переходом от биологического к логическому. «Вибрация» предстала перед нами как фундаментальное, обязательное свойство психики.

2. Мы увидели, что «вибрация» не является свойством только лишь индивидуальной психики. Она «работает» и в рамках психического сообщества. Так же, как и индивидуальная «вибрация», общественная может быть предметом научного исследования.

3. Благодаря «вибрации», мы получили представление о психике как о спектрированном по любой черте явлении.

Статичный общественный спектр признан нами в качестве удовлетворяющей самым взыскательным требованиям исследовательской модели. На основе данной модели я рассчитываю систематизировать психику.

4. Другими, не менее важными продуктами «вибрации» являются поляризация и симметрия психики. Как и спектрированию, поляризации и симметрии подвержена каждая психическая черта.

Как и на спектрирование, на поляризацию и симметрию мы будем опираться в деле систематизации психики.

5. Мы обратили внимание на историческую эволюцию психической «вибрации». Несомненно, что «вибрация» угасает в ходе человеческой истории. Это обстоятельство позволило нам подвести историко-философскую базу под один из постулатов возрастной психологии, согласно которому в процессе взросления уменьшается «раскачка» и относительно стабилизируется психика человека.

6. Наконец, затронув тему болезни, я высказал в связи с этим свою программную установку. Мы будем работать в пределах всего психического пространства: в зоне нормы, на границе нормы и болезни и в зоне болезни, вплоть до самых её окраин. Только такой охват, по моему мнению, может стать залогом успеха.

Таким образом, уважаемый читатель, настраивайтесь не только на психологическую, но и на психотерапевтическую и психиатрическую волну.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ