ПРЕДИСЛОВИЕ

Недавно один мой хороший знакомый, химик по профессии, преподаватель вуза и известный учёный (я буду называть его Иваном Николаевичем), поведал мне, как его «вдоль и поперёк протестировали».

Должен сказать, что Иван Николаевич – прекрасный рассказчик. А уж если тема заденет его за живое, считайте, что вы оказались в театре. Неудивительно, что полчаса красочного повествования спрессовались для меня в считанные мгновенья.

… История о тестировании подходила к концу. И тут, когда оставалось лишь, как говорится, подвести черту, мой приятель внезапно умолк. Он уставился в окно, за которым не было ничего, кроме пелены снега, несколько минут простоял, как мне показалось, в оцепенении, потом резко повернулся и, выдержав ещё одну паузу, с горечью подытожил: «Всё это довольно печально».

Что же ввергло в депрессию моего коллегу? Изложу всё по порядку. Но прежде сообщу вам, уважаемый читатель, что вы можете не беспокоиться за психическое здоровье Ивана Николаевича. Мне удалось достаточно быстро привести его в норму. Думаю, прочитав книгу, вы согласитесь со мной, что нормализация психики человека, озабоченного состоянием психологии, не является сверхсложной задачей.

Экзекуция тестирования разыгралась в вагоне дневного экспресса, на котором Иван Николаевич после какого-то совещания возвращался из Москвы. Его соседом оказался психолог (давайте оставим его без имени). Завязался обычный дорожный разговор: о погоде, ценах, рыбалке… Вскоре список дежурных тем был исчерпан. Иван Николаевич потянулся к портфелю – там лежали припасённые в дорогу журналы. То же самое сделал и его попутчик. Однако психолог и не думал приниматься за чтение. Он вывернул из своего дипломата ворох каких-то листов и… предложил Ивану Николаевичу протестироваться. Наивно полагая, что от этой процедуры его не убудет, мой коллега согласился.

Минут через тридцать-сорок психолог уже считал крестики и нолики. Ещё через пару минут Иван Николаевич был причислен к определённому психологическому типу. Результаты тестирования напрочь отметали всякую возможность творческой деятельности и руководящей работы (мой коллега имеет массу изобретений, написал несколько монографий и многие годы успешно руководит кафедрой). Иван Николаевич по-философски отнёсся к столь неожиданному результату. Его рука опять потянулась к портфелю.

Но психолог уже вошёл в раж. Он выхватил новый опросник и со всей страстью предложил моему химику протестироваться ещё раз. Иван Николаевич, видя огонь в глазах своего попутчика, понял, что поработать над новой статьёй ему всё равно не удастся. И принялся заполнять предложенную ему таблицу.

На этот раз энергичный психолог не стал ждать завершения работы. В его руках появился калькулятор, с помощью которого он суммировал баллы по мере их поступления. Так что Иван Николаевич без малейшего промедления был осчастливлен новым результатом. Новым в том смысле, что теперь его психика характеризовалась, мягко говоря, несколько иначе. У моего товарища возникло смутное ощущение, что его измеряют в иной системе координат, как существо совершенно другого рода.

За вторым тестом последовал третий, затем четвёртый, пятый… Психолог, видимо, желая ненавязчиво указать на свою высокую квалификацию, с придыханием называл имена авторов тестов и сыпал мудрёными названиями. Выхватывая из рук моего коллеги свежезаполненный тест, он тут же вручал ему новый, расшифровывал полученный и сообщал Ивану Николаевичу результат. То, что разные тесты давали весьма отличные один от другого результаты, психолога нисколько не смущало. Но зато всё более озадачивало химика-аналитика. Позже он скажет, что каждый раз его рассматривали, как представителя новой инопланетной цивилизации.

На четвёртом или пятом тесте Иван Николаевич созрел для протеста. Однако решил не спешить. Продолжая старательно заполнять опросники, он теперь стремился понять, что же лежит в основе «тестового плюрализма».

В самом деле, что? Оставим на некоторое время наших героев. Попытаемся и мы, параллельно с Иваном Николаевичем, ответить на вопрос: почему тесты с завидным постоянством демонстрировали разнобой в оценках его психики? Понятно, что психика у Ивана Николаевича одна. Человек он честный. На все вопросы он отвечал по возможности точно и правдиво. Следовательно, его вины в нестыковке результатов опросов нет, и ответ на поставленный нами вопрос надо искать за пределами личности человека, в методах и возможностях психологии.

А теперь будьте внимательны, читатель, мы входим в соприкосновение с самой серьёзной болезнью этой науки. Правда, при этом с болезнью не самой трудной в диагностике. Несмотря на серьёзность недуга, определить его суть и причины не составляет большого труда.

Всё дело в том, что автор второго теста видит психику совсем не так, как автор первого, и посему наделяет её другим, своим, собственным набором параметров. Ему так представляется. Третий автор подгоняет психику под свою – субъективную – точку зрения, четвёртый вырывает из целого увлёкшие его внимание детали, пятый выстрадал и считает главным нечто иное… У каждого – свой взгляд, свой подход, своя «система». Только вот у психологии как науки системы нет. Самая серьёзная и запущенная болезнь психологии – бессистемность, отсутствие адекватно отображающей психику концепции, атеоретичность. И это относится не только к достаточно узкой области составления и применения тестов. Болезнью поражён весь организм. Разве что в тестах недуг выражен более рельефно. На бессистемность и атеоретичность психологии можно было выйти и другим путём, например, через психологическое консультирование или, скажем, коррекцию. Просто случай с моим коллегой показался мне наиболее выигрышным для начала работы.

Предвижу ваш упрёк, читатель, и спешу от него уйти. Я не называю имён авторов тестов и игнорирую анализ их творений. В дальнейшем, по другим вопросам вы также практически не встретите критики. Почему я так поступаю? Если бы я отзывался на всё достойное критики, работа о структуре психики превратилась бы в многокилограммовый гроссбух, содержащий сотни, если не тысячи, различных критических сюжетов. Так много в психологии накопилось вопросов, требующих ответов, фрагментов, нуждающихся в стыковке, субъективистских выводов, ожидающих пересмотра и опровержения. Критический компонент работы я предполагаю сократить до минимума. Лучшей критикой, на мой взгляд, является положительная работа.

Что касается причин диагностируемой болезни, они коренятся в субъективизме «мастеров психологии», в колоссальной переоценке ими роли эмпирических, опытных данных при практически полном игнорировании логико-философской составляющей, без которой, кстати, невозможно существование и развитие любой науки, будь то математика, биология, искусствоведение или психология.

Указывая на этот вопиющий перекос, я ни в коей мере не выступаю против наблюдений, эксперимента и основанных на них выводов. Без данной составляющей нет науки. Речь идёт лишь о недопустимости их абсолютизации. Не подумайте, уважаемый читатель, что автор склонен хулить всё и вся в психологии: эмпирические методы, исследователей прошлого и настоящего, их наработки, выводы, статистические выкладки и пр. Нет, психология обладает огромным, правда, разрозненным, фрагментарным позитивным потенциалом. Позитив заслуживает самого пристального внимания и обязательно будет мною учитываться.

Бессистемность и атеоретичность психологии не является тайной за семью печатями в психологическом цехе. Упоминание об этой неразлучной парочке, пожалуй, стало даже общим местом. Например, Хьелл и Зиглер, известные американские психологи и психологоведы, открывая бестселлер «Теории личности», считают своим долгом сообщить читателю о сосуществовании в настоящее время различных альтернативных психологических теорий [См.: Л. Хьелл, Д. Зиглер. Теории личности. М. – СПб. – Н. Новг. – …, 2005, стр. 25-26]. Что правда, то правда. Но почему солидные авторы делают это без малейших признаков комплекса сожаления?

Этот пассаж размещается у них на втором плане. На авансцену, буквально в первый (!) абзац книги Хьелл и Зиглер выносят свои сомнения в возможность «решения задачи по установлению того общего, что объединяет представителей человеческой расы» [См. там же, стр. 19]. Другими словами, в возможность преобразования фрагментарной и внутренне альтернативной психологии в психологическую теорию.

Между прочим, словом «теория» на Западе принято обозначать практически любой набор суждений, не тянущий даже на плохонькую гипотезу. Договоримся с вами, читатель, что мы будем использовать это слово не в качестве разменной монеты и, разумеется, только в единственном числе.

Знакомясь с многочисленными психологическими «теориями», их авторами и методами, невольно представляешь слепых исследователей слона из старой индийской притчи. Вы помните, что слепец, ухватившийся за ногу, квалифицировал слона как колонну, взявшийся за хвост – как канат, а упёршийся в бок – как стену.

Именно эта аналогия пришла в голову моего коллеги, который, пока мы говорили о состоянии психологии, успел осилить более десятка тестов. И чем больше опросников он заполнял (читайте: знакомился с разными трактовками психики), тем более убеждался, что психология по сути дела ничем не отличается от притчевого слоноведения. Занимающийся научными исследованиями несколько десятилетий и, на мой взгляд, совершенно справедливо считающий, что наука на 90% есть классификация, порядок, система, Иван Николаевич, оскорблённый «воинствующим сумбуром», изготовился для ответного удара. На «тестирование» он решил ответить «тестированием».

Испросив согласие психолога, он сформулировал условие своей задачи. Один учёный считает, что добьётся всеми желаемой цели, если соединит пока ещё в невыясненной им пропорции серу, сурьму, мышьяк, олово и золу. Другой уверен, что стóит лишь в определённый, но, к сожалению, неизвестный час новолуния медленно нагреть в струе воздуха смесь графита, мела, земли и высушенных и истолчённых в порошок грибов, собранных в ведьмином круге, как тот же результат будет достигнут. По мнению третьего учёного, успех возможен только в том случае, если в тигле, помеченном пентаграммой, будут переплавлены, но обязательно с троекратным прочтением тайных заклинаний, железо, медь, олово и свинец. Сии учёные мужи ставят опыты, пишут трактаты, учат студентов. Условия понятны? Теперь несложный и единственный вопрос: как Вы назовёте этих, действующих наобум, учёных?

Алхимиками, не раздумывая, выпалил попутчик. Тогда Иван Николаевич посмотрел на него, как экзаменатор на двоечника, и… обозвал алпсихологом. Если точно, алпсихологом и адвокатом алпсихологов.

Вы думаете, алпсихолог смутился, приуныл, почувствовал, что получил удар? Ничуть не бывало. Он тут же выхватил палочку-выручалочку. Он изрёк: любая точка зрения имеет право на существование. Вдумайтесь, читатель, – любая, даже самая нелепая, даже вступающая в кричащее противоречие с действительностью. Как часто приходится слышать эту ублажающую безмыслие фразу!

Такая вот дорожная история. Последовавшее далее выяснение отношений в виде словесной пикировки не даст нам пищи для размышлений. Поэтому мы покинем вагон экспресса «Москва – Петербург» и доведём Предисловие до конца без помощи моего коллеги и его попутчика.

В заключение Предисловия остановлюсь на предыстории этой книги.

Психологией я занимаюсь достаточно давно. Ещё будучи студентом, более 40 лет назад, я «узнал», что психика сложна, многогранна, подвижна, хрупка, нематериальна и потому, внушали нам преподаватели, не поддаётся теоретическому упорядочению, как, например, физика, химия или биология. «Попробуй, размести несметное число психических черт, присущих человеку, на “теоретических полочках”. За более чем столетие существования психологии это никому не удалось. Не получится и у вас. Всё это – увлечения молодости. Занимайтесь частными вопросами, возьмите какую-нибудь тему, читайте (далее следовало перечисление отечественных авторов) и не помышляйте ни о какой супертеории». Примерно такими тирадами осаживались возмутители спокойствия.

Что оставалось делать в такой ситуации человеку, неудовлетворённому существующим положением вещей? Выбор вариантов был невелик.

Можно было уповать на пришествие истины с Запада. Тогда ведь не почитались и не издавались ни Адлер, ни Юнг, ни Хорни, ни Маслоу, ни Эриксон, словом, практически никто из западных психологов. А вдруг у них, в неизвестных нам работах, есть нечто стягивающее психологию в концепцию, в систему?..

Прошли годы. Конъюнктура резко изменилась. Полки в книжных магазинах прогибаются под трудами названных и неназванных авторов. Если хочешь, днюй и ночуй в Интернете. И что же? Ищущие, пытливые люди (психологи и не только) так и не обнаружили желаемого под красочными глянцевыми обложками. Хотя, честно говоря, не очень-то на это и рассчитывали: западное общество- и человековедение, как «Чёрный квадрат» Малевича, знаменито, но бессодержательно.

Между прочим, раз уже речь зашла о «чёрных квадратах», уделим немного внимания их ценителям. Удивительно, но факт, бессодержательность и её постоянные спутницы, бездумность и непоколебимая слепая вера в авторитеты, оказывается, – неслабые особы. Многих они не только не отталкивают, но даже привлекают. Мы видели, как один из легиона завороженных именами, мнением «знающих людей» и собственным конформизмом запросто, без малейших сомнений и умственного напряжения растестировал моего коллегу в вагоне экспресса.

Итак, первый вариант не сработал. Остаётся второй и последний, который, признáюсь, многие годы был и остаётся для меня отнюдь не запасным, а единственно приемлемым и интенсивно разрабатываемым. Сформулирую возможность и необходимость его реализации в качестве итогов Предисловия.

Мы с вами, уважаемый читатель, будем рассчитывать на собственные силы.

Мне не придётся начинать с нуля. Несколько лет назад я выпустил книгу «Новая психология» , где, на мой взгляд, достаточно отчётливо были очерчены контуры будущей психологической концепции [Искрин В.И. Новая психология. СПб., 1998; СПб., 2001 (второе издание)]. Сейчас, когда появились новые материалы, наработки, обобщения и, что исключительно важно, теоретические изыскания получили высокоэффективное продолжение в практической работе: в диагностике, консультировании, коррекции, профориентации, разрешении конфликтов и т.д., у меня есть все основания полагать, что теоретическое здание будет отстроено практически полностью.

Что касается диагностики, а она является едва ли не самой весомой составляющей практической деятельности психолога, то, в отличие от обычных 50-60% адекватных диагнозов, при работе на основе предлагаемой мною концепции успех сопутствует не менее чем в 95% случаев.

С другой стороны, требования жизни и неудовлетворительное состояние психологии, за сто с лишним лет своей истории так и не преодолевшей совершенно естественных для детства любой науки фрагментарности, внутренней противоречивости, гипотетичности, эмпиризма, делают решение поставленной мною задачи настоятельной необходимостью.

Словом, для строительства теоретического здания у нас есть всё достаточное и необходимое.

Как и положено строителям, мы начинаем с подготовки площадки. Для этого нам потребуется три главы. Первая представляет собой философско-исторический выход на психику. Здесь нам предстоит вывести одно фундаментальное свойство психики, обусловленное в конечном счёте её местом в истории. Вторую и третью главу мы посвятим ещё двум столь же важным и также атрибутивно присущим психике свойствам.

Таким образом, вы введены в курс дела. Мы приступаем к работе, на мой взгляд, интересной и увлекательной. Вас ждут небесполезные для любого человека сведения о психике, неординарные решения, десятки теоретических новинок…

С первых же строк будьте внимательны, придирчивы, критичны. Работая со студентами, я требую от них прежде всего не верить на слово никому и ничему, в том числе и мне, требую всю информацию пропускать через фильтр своего интеллекта, ничего не принимать без аргументации, везде искать слабинку. Разумеется, я не могу предъявлять каких бы то ни было требований к своему читателю, но буду весьма удовлетворён, если вы пойдёте мне навстречу. Ваши критические замечания и советы помогут мне в дальнейшей работе.

Мой адрес (e-mail): iskrin@narod.ru

12.02.2016 г.

В. Искрин

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ