Глава VIII

ЗЕМЛЕДЕЛЬЧЕСКАЯ ПРАЗДНИЧНАЯ КУКЛА

Идут века и тысячелетия. Развивается общество. И сообразно общественному развитию обновляется кукольное древо. Особенно много изменений в кукольном семействе, и притом радикальных, происходит при переходе от первобытного к эксплуататорскому строю.

В это время, с освоением растениеводства, появляются земледельческие куклы. Одни из них, как, например, куклы, изготовленные в виде мешочка с зерном, пополняют собой и без того солидную группу оберегов. «Призванием» таких зерновушек (зернушек, крупеничек, горошинок) является забота о будущем урожае, обильных зерновых запасах и сытном житьи. Эти куклы почитаются людьми и часто размещаются в красном углу, рядом с иконами [см.: Котова И.Н., Котова А.С. Русские обряды и традиции. Народная кукла. – СПб., 2006, стр. 96-97]. Однако вряд ли они нам будут интересны. В группе оберегов мы не обнаружим ничего принципиально нового по сравнению со старыми временами. Другие куклы, напротив, делаются не для хранения и не вызывают к себе даже подобия уважения. Их кратковременное бытие заканчивается разорением, поруганием, глумлением. Такие куклы разрываются на части, топчутся ногами, предаются земле, бросаются в воду, погибают в огне. Не правда ли, уважаемый читатель, интересная группа кукол? Вот этими, порождёнными земледельческой эпохой, куклами мы и займёмся. Именно они составляют земледельческую ветвь кукольного древа. И вы, конечно, уже имеете на примете одну из них. Вы ведь подумали о Масленице (в дальнейшем название этой куклы я буду писать с большой буквы, а название соответствующего праздника – с маленькой)? Что ж, это отличный пример для того, чтобы исчерпывающе раскрыть вынесенную в заголовок тему.

Масленица – один из самых значительных праздников народного земледельческого календаря. Ещё совсем недавно этот праздник широко отмечался на огромном, раскинувшемся на тысячи километров, пространстве. Поэтому вполне естественно, что в разных местах празднование масленицы приобрело те или иные, свойственные той или иной местности, особенности. Однако стержень масленицы везде единообразен. Повсеместно центральной фигурой, вокруг которой разворачивались события, являлась уничтожаемая в апофеозе праздничного действа кукла.

В подавляющем большинстве случаев такую куклу изготавливали из соломы. Обычно это делали молодые женщины и девушки в четверг масленой недели. Затем куклу, одетую в девичье платье, сажали на сани или в корыто и со смехом, песнями, шутками и прибаутками возили по деревне. После чучело устанавливалось на каком-либо видном месте, часто на катальной горке. Несколько дней вокруг него продолжалось всеобщее веселье. Развязка наступала в Прощёное воскресенье. Вечером, после объезда деревни, куклу отвозили в поле. Сани, в которые часто впрягались парни, сопровождала толпа деревенских жителей. Они хохотали, притворно плакали, кривлялись на все лады, кричали, задирали друг друга непристойными шутками. В поле куклу сжигали и, обязательно, после сожжения разбрасывали золу. В некоторых местах чучело разрывали на части, а его останки раскидывали по полю или бросали в воду. На этом праздник завершался [см.: Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. – М., 2001, стр. 158-159; Котова И.Н., Котова А.С. Русские обряды и традиции. Народная кукла. – СПб., 2006, стр. 218-219; Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 86-87; Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 332; Шангина И.И. Русские традиционные праздники. – СПб., 1997, стр. 27-28].

Масленичную куклу делали с нарочитой небрежностью и всегда наряжали в старое,
поношенное платье или рогожу (Россия, солома, женская одежда, ок. 200 см).

Так, глумясь над олицетворением зимы – Масленицей, провожали это студёное время года. В народе масленицу прозвали праздником проводов зимы. Такой взгляд на смысл и назначение сожжения и растерзания масленичной куклы разделяет и большинство исследователей.

Однако эта исследовательская версия, как и народное сознание, а от него и нельзя требовать большего, лишь констатирует данность, в то время как исследователь, поднимая историю, должен докапываться до корней привлёкшего его внимание явления. Вот это, уважаемый читатель, нам и надлежит сделать. Своё расследование глубинных причин уничтожения масленичной куклы, а здесь не всё так просто, мы начнём с... оценки зимы. И для этого перенесёмся, разумеется, мысленно, в зимнюю деревню, отступив по оси времени на столетие–другое назад. Что же мы увидим?

Перед нами – обычная деревня, каких тысячи. Землю сковал мороз. Выпал первый снежок. Он ещё не глубок, легко скользят сани, и, как мы знаем ещё со школы, радостные чувства переполняют душу крестьянина. Были бы руки на месте да топор наточен, и дрова будут заготовлены на всю зиму. А как насчёт провизии? И здесь, надо думать, всё в порядке. Запасы зерна только початы, в подполье полно репы, редьки, брюквы, запасены клюква, брусника, мёд, насушены грибы, наквашена капуста... Крестьянских запасов хватит и на зиму, и на весну, и на значительную часть лета. Вот поближе к осени будет труднее. Но мы говорим не о завершении цикла потребления запасов, а о его начале, о зиме. Как видим, питать к ней ненависть никак невозможно. Разве что недолюбливать зиму за январскую стужу и большой расход лучины. Но стоит ли из-за этого так измываться над Масленицей? К тому же зимой, когда спит природа, можно отдохнуть от изнурительного труда в поле, на сенокосе, в огороде. Нет, зима решительно не заслуживает выказываемого к ней на масленице отношения. Но факт остаётся фактом: зиму провожают с жестокой радостью. Откуда же эта жестокость?

Известно, что обряды, обычаи и традиции имеют обыкновение изменяться с ходом времени, приспосабливаться к новым условиям, переключаться на обслуживание новых общественных реалий. При этом, обрастая новыми чертами и зачастую утрачивая прежний смысл, они в течение веков и даже тысячелетий несут на себе печать старого, отжившего, ушедшего. Иначе говоря, обряды, обычаи и традиции представляют собой хронологически многослойное явление.

Может быть, в древности обычай уничтожения в огне соломенной куклы был вписан в совершенно другой по сравнению с нынешним контекст? Может быть, он возник на какой-то иной основе, не в качестве элемента проводов зимы, а затем порядком вещей был втянут в земледельческий календарь? Этнография не отвечает на эти вопросы. Она не склонна заглядывать в глубины истории, не склонна копать глубже. Большинство исследователей, и это касается не только этнографов, вполне удовлетворяется поверхностными трактовками, базирующимися на описании явлений, и не утруждает себя выяснением происхождения того или иного феномена. А ведь всякое явление может быть лишь тогда более или менее добротно познано, когда оно исследуется в историческом развитии, от зарождения, через все фазы развития, до схождения с исторической сцены. Ситуация, возникшая вокруг интересующего нас вопроса, заставляет напомнить эту простую истину.

Вы спрόсите: а на каком основании автор предположил, что феномен сжигания масленичной куклы первоначально не был связан с проводами зимы и что его истоки надо искать в весьма древних слоях истории? Не только же потому, что зима достойна более мягкого к себе отношения? И не из-за того ведь, что бытующие объяснения смысла уничтожения соломенного чучела противоречивы, поверхностны и неисторичны? [Версии, пытающиеся объяснить смысл уничтожения масленичной куклы вы можете найти в посвящённой масленице литературе. Я не останавливаюсь на них, во-первых, чтобы не перегружать критикой работу и, во-вторых, постольку, поскольку лучшей критикой, на мой взгляд, являются выводы, адекватно отображающие действительность. При историческом подходе такие выводы, будем надеяться, не заставят себя ждать]. Охотно отвечу. Дело в том, что уничтожать куклу было принято (кое-где этот обычай сохранился до сих пор) не только в конце зимы, но и провожая весну, и в разгар лета, и осенью. Эта кукла могла быть безымянной, но чаще носила какое-то имя или имела название. В любом случае это было антропоморфное изделие, причём, как правило, женского пола. Всегда такой персонаж подвергался поруганию, всегда дело завершалось его разорением, преданием земле, сожжением или потоплением. Повсеместно действие разворачивалось на лугу или в поле. Таких праздников (в разных местностях их число варьирует) было около десятка.

В некоторых местах было принято провожать не только зиму, но и весну. К этому дню (18 апреля / 1 мая), как и к масленице, готовили соломенное чучело. Часто его выставляли на пригорок, вокруг чучела девушки водили хороводы, парни устраивали игрища. А когда гуляния заканчивались, соломенная кукла, как и её масленичная «сестра», погибала в огне. Кое-где обряд проводов весны принимал форму ритуальных похорон [см.: Котова И.Н., Котова А.С. Русские обряды и традиции. Народная кукла. – СПб., 2006, стр. 195; Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. – М., 2001, стр. 32].

Следующим праздником, где фигурировала кукла, был Семик и Троица (май-июнь). К этим дням в ряде мест из берёзки делали нечто вроде чучела, одетого и украшенного лентами. С такой куклой девушки и парни ходили по полю, распевали песни, а затем бросали куклу в рожь или топили в воде [см.: Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 89-90].

Спустя неделю после Троицы в одних местах хоронили русалку, в других – Кострому (иногда обряд похорон Костромы приурочивался к следующему за Троицей, Духову дню). И в том и в другом случае изготавливалась кукла из соломы. Куклу с шумом, смехом и прибаутками носили по деревне, а когда день клонился к вечеру, процессия подтягивалась к реке или полю. Там чучело, разодрав на части, топили или, предав огню, разбрасывали по полю и затаптывали ногами в землю [см.: Шангина И.И. Русские традиционные праздники. – СПб., 1997, стр. 49-50; Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 104-105; Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 443-444; Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. – М., 2001, стр. 32]. В некоторых местностях хоронили Ярилу или кукушку, которая была отнюдь не птицей, а наряженной в женское платье веткой или сшитой из лоскутов куклой [см.: Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 104-106].

Центральной фигурой обряда похорон кукушки могла быть маленькая куколка
в попавшемся под руку «гробике» (Перемышльский у., Калужская губ., Россия,
русские, ткань, сено, картонная коробка, 15 см).

В разгар лета разорение соломенной куклы было приурочено к Петрову дню (29 июня / 12 июля) и Первому спасу (1 / 14 августа). И здесь дело завершалось разрыванием куклы, её затоплением и разбрасыванием по полю [см.: Русский народ. Его обычаи, обряды, суеверия и поэзия. Собр. М. Забылиным. – М., 1990, стр. 85; Котова И.Н., Котова А.С. Русские обряды и традиции. Народная кукла. – СПб., 2006, стр. 202].

Аналогичным образом отмечалось и завершение жатвы. На этот раз в последний путь отправляли Андропушку – соломенную куклу, наряженную в мужскую одежду (определённо можно сказать, что первоначально в этом обряде использовалась кукла женского пола). Андропушку укладывали в «гроб», которым служило корыто, с песнями носили по деревне, а затем на сжатом поле закапывали в землю. Иногда, вместо предания земле, куклу, как Масленицу или русалку, в веселье разрывали на части и останки разбрасывали по полю [Шангина И.И. Русские традиционные праздники. – СПб., 1997, стр. 52].

Как следствие возвышения мужчины в кукольном семействе
появляются персонажи мужского пола – одним из них является
Андропушка (Моршанский у., Тамбовская губ., Россия, материя,
наполнение, ок. 150 см).

В последний раз перед зимой соломенное чучело подвергалось экзекуции ко дню Козьмы и Демьяна (1 / 14 ноября) [Шангина И.И. Русские традиционные праздники. – СПб., 1997, стр. 52].

Впрочем, и сожжение снопа соломы (иногда такой сноп называли Колядой) в первый день рождественских праздников, по-видимому, имеет те же исторические корни, что и обрядовые действия, на которые я указал в своём кратком обзоре [см.: Котова И.Н., Котова А.С. Русские обряды и традиции. Народная кукла. – СПб., 2006, стр. 124-125].

Теперь судите сами, читатель. Разве сожжение Масленицы своим происхождением может быть обязано проводам зимы? Опираясь на хронологию разорения соломенной куклы, мы теперь должны не предполагать, как это делали ранее, а совершенно определённо утверждать, что сожжением куклы наши предки не провожали зиму, а делали что-то совершенно иное. И лишь потом, на каком-то повороте истории гибель в огне соломенного чучела и проводы зимы «склеились» в масленице. Точно так же разорение куклы соединилось в процессе неких общественных перемен с проводами весны, с Троицей, с окончанием жатвы, с другими праздниками и знаменательными событиями.

Так что же «совершенно иное» делали наши предки? На этот вопрос нетрудно ответить. Но для этого я должен открыть вам небольшой «секрет». Дело в том, что, говоря о действиях, разворачивающихся вокруг в конце концов разрываемых на части и сжигаемых кукол, я умышленно, дабы сохранить некоторую интригу, обошёл молчанием один важнейший момент. Оказывается, все увеселения, связанные с глумлением над праздничной куклой, несли в себе изрядную долю эротики. Сейчас мы в этом убедимся на примере масленицы.

Эротизм народных праздников понятен. Ведь все они выросли из древнего брачного обряда, из сексуальных сходок. Следовательно, наша исследовательская тропа, уходящая вглубь истории, ведёт нас к древнему соединению полов, в котором, как мы знаем, использовались куклы. Таким образом, получается, что сожжение кукол, впоследствии соединившееся с проводами зимы в масленице, мы должны искать в древнем брачевании или в тесном сопряжении с ним.

Думаю, здесь, уважаемый читатель, вы просто обязаны выразить своё недоумение. Ведь в моём описании древнего брачного обряда нет и намёка на сжигание кукол. Напротив, как мы знаем, большие сёстры, испытывая по отношения к своим маленьким «сестричкам» родственные чувства, собирали их, разбросанных мужчинами по брачной поляне, и вместе с ними отправлялись на родовую стоянку. Да, совершенно верно. Но так было на первобытном отрезке истории. При переходе к эксплуататорскому строю – вот этот поворот истории! – брачную поляну в определённое время охватывал огонь. В нём сгорали отказные куклы. Как и почему это происходило, мы вскоре выясним.

Но сначала мы должны окончательно укрепиться в мысли о родстве масленицы (по линии эротики) и древнего брачного действа. И ещё один вопрос требует своего полного и окончательного решения. До сего момента я много раз говорил о брачной поляне. Однако, действительно ли брачный обряд разворачивался на поляне? Это требуется безоговорочно доказать, что мы обязательно и сделаем (заявка на такое доказательство была дана ещё в третьей главе). Но брачную поляну мы узаконим после ознакомления с масленичной эротикой.

Масленица – не просто весёлый и бесшабашный праздник. Во многих своих проявлениях он далеко выходит за рамки обычной – будничной – морали. Вот что по этому поводу в книге «Русский праздник» пишет Н.Н. Соснина.

«К наиболее архаичным, вероятно, следует отнести такие обряды проводов, в которых на первый план выступали действия, носившие явную эротическую окраску. В Онежском у. Архангельской губ. в последний день праздника по селу таскали поставленную на старые дровни шлюпку, в которой лежал заголённый сзади, вымазанный суриком мужик. На р. Тавде распорядители проводов – Масленица и Воевода – совершали после объезда деревни пародию на очистительный обряд. Они раздевались догола и в присутствии всех собравшихся имитировали своими движениями мытьё в бане. В других местностях «король» праздника иногда произносил положенные ему по чину торжественные речи на морозе в полностью обнажённом виде или, кривляясь, оголял при всех «срамные» части тела». Далее Н.Н. Соснина замечает, что такие действия во всякое другое время считались невозможными и неприличными и что исполнителями подобных действий, как правило, становились степенные, уважаемые в деревне люди, знатоки традиций и ритуала праздника [Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 457].

Масленичный разгул в старые времена, видимо, не ограничивался только лишь демонстрацией «срамных» мест. Чем масленица хуже других праздников? Интересный материал мы находим в книге В.Я. Проппа «Русские аграрные праздники». Говоря об утехах на русальной неделе и на святках, непревзойдённый знаток народной жизни приводит слова из «Стоглава»: «...сходятся мужи и жёны и девицы на ночное плещевание и на бесчинный говор и на бесовские песни и на пляски и на скакания и на богомерзкие дела, и бывает отроком осквернение и девам растление, и егда мимо нощь ходит, тогда отходят к реце с великим кричанием, аки бесни, и умываются водою, и егда начнут заутреню звонити, тогда отходят в домы своя и падают аки мёртвые от великого клопотания». Здесь же В.Я. Пропп замечает, что это отнюдь не есть национальная особенность. Так, по словам пуританского писателя XVI в. Ф. Стаббса, из девушек, которые в праздничную ночь уходят на гуляния, едва ли третья часть возвращается домой, не потеряв невинности [Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 156].

Однако вернёмся в Россию, на земледельческие праздники, где главным фигурантом является кукла. Посмотрим, за какими компонентами масленицы и других подобных её современных праздников более или менее отчётливо проступают их допотопные прототипы.

Во-первых, центральной фигурой интересующих нас народных праздников является кукла. В первобытном соединении полов сексуально-отказная кукла сыграла, без всякого преувеличения, выдающуюся роль. Можно представить, что бы произошло, если бы не было «изобретено» этой палочки-выручалочки. Так что в то время отказная кукла также была в известном смысле ключевым персонажем разыгрывающегося брачного действа.

Интересно, что в некоторых местах в масленичных обрядах использовалась не соломенная, а сделанная из других материалов кукла. Например, в Ошанском уезде Пермской губ. Масленица изготавливалась в виде деревянной статуи, а в Сухиничском уезде Калужской губ. роль Масленицы исполнял наряженный деревянный пест. Можно предполагать, что отказные прототипы таких кукол также изготавливались из дерева. Как своего рода курьёз назову и масленичную куклу, вылепленную из снега. Такую снежную бабу скатывали на санках с горы в некоторых деревнях Псковской губ. [см.: Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 335]. Как видим, наряду с отказным, существует и масленичный модерн.

Во-вторых, в подавляющем числе случаев Масленица и другие обрядовые земледельческие куклы представлены фигурами женского пола. Что касается первобытности, то, думаю, понятно, что в то время отказники-мужчины могли получить удовлетворение, только манипулируя эквивалентом женщины.

Однако изредка на современных праздниках встречались и куклы-мужчины. Такое нововведение мы должны отнести на счёт эпохи, характеризующейся возвышением мужчины над женщиной. С Андропушкой мы уже знакомы. Добавлю к нему и иногда использовавшегося Масленика [см.: Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 333].

В-третьих, масленичная кукла не лишена элементов эротики. В этом плане её старались сделать как можно более выразительной. На чучело зачастую навешивались гипертрофированно большие груди, представлявшие собой тряпичные мешочки, по максимуму набитые пеньковыми очёсами. Масленик также «украшался» известной мужской атрибутикой [см.: Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 333-334]. Не надо говорить, что и первобытные отказные куклы должны были быть и в действительности были в высшей степени эротичны. В этом легко убедиться, выйдя в Интернет и набрав в строке поиска слово «Venus».

В-четвёртых, исследователями давно было подмечено, что изготовителями земледельческих обрядовых кукол являлись молодые женщины и девушки (при этом в помещении, где делались куклы, могли находиться и малолетние дети) [см.: Русский праздник. – СПб., 2002, стр. 333, 336]. Значение этого, казалось бы, незначительного обстоятельства трудно переоценить. Оно ведь указывает на то, что в древности отказные секс-куклы изготавливались женщинами. Это, как было показано ранее, представляло собой одно из требований регламента асексуального рода. Как видим, эта норма, став традицией, осталось в силе и через многие тысячелетия после времени, когда требовалось её неукоснительное соблюдение.

В-пятых, ярчайшими характеристиками масленицы и других народных праздников служат разгул, послабление нравов и всякого рода охальство, вплоть до демонстрации «срамных» мест. Вряд ли стоит говорить, что и первобытное соединение полов не могло происходить в форме чопорного собрания.

В-шестых, на большинстве «кукольных» праздников нетрудно заметить одну общую особенность в поведении парней. Парни, что в общем-то естественно, бегают за девушками, пытаются ущипнуть, поймать или обнять их. Но не только девушки представляются им желанной добычей. Почему-то целью парней зачастую является и овладение куклой [см.: Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 100]. Что скрывается за этой «охотой»? Несомненно, овладения куклой требует обычай, выросший из стремления древнего мужчины заполучить и использовать сексуальную игрушку. А разрывание земледельческой куклы на части и последующее выбрасывание оставшихся от неё тряпья и соломы выросли, соответственно, из сексуального манипулирования древней женщиной-куклой и, скажем так, потери к ней интереса получившего удовлетворение мужчины.

В-седьмых, и это прежде всего касается масленицы, в её праздновании нельзя не углядеть особого отношения к молодожёнам, их чествования и величания [см.: Капица Ф.С. Славянские традиционные верования, праздники и ритуалы. – М., 2001, стр. 157; Шангина И.И. Русские традиционные праздники. – СПб., 1997, стр. 26]. Как связана масленица с заключением браков? Видимо, в этой её черте слышится отзвук древней нормы коллективно отмечать новый статус впервые вернувшихся с брачной поляны. Ведь после этого они становились полноценными женщинами и мужчинами.

Как видите, уважаемый читатель, точек соприкосновения, более того, соответствия, масленицы (и подобных ей обрядов) и древнего брачного действа настолько много (а мы обговорили отнюдь не все параллели) и они настолько существенны, что мы теперь смело можем заняться феноменом сожжения соломенной куклы, который каким-то образом смог зародиться, как я уже проговорился, в брачевании (или в сопряжении с ним) эпохи, переходной от первобытности к эксплуатации. Нам осталось лишь узаконить брачную поляну. Между прочим, здесь обнаруживается ещё один пункт соответствия современных праздничных аграрных обрядов и древнего брачевания. Давайте, ввиду его значимости, выделим этот пункт.

Итак, в-восьмых, практически все народные праздники достигают своего апогея за околицей деревни. Масленицу сжигали в поле или топили в реке. В древности брачное действо также не разворачивалось на стоянке. Место соединения полов всегда находилось на некотором удалении от родового поселения. Таково было моё утверждение, основывающееся на двух фактах: на запрете в первобытном обществе секса и эротики внутри рода, включая родовую территорию, и на практике отставших в развитии, но уже переросших групповой брак народов, у которых, несмотря на наличие отдельного жилища, супружеской паре разрешалось и разрешается поныне вступать в сексуальные связи только за пределами селения. Но есть и третий факт. Опираясь на него (как и на два других), мы будем вправе безоговорочно считать поляну местом первобытного соединения полов. Об этом факте нам поведают языки.

Да, информацию о том, что интересующие нас события происходили именно на поляне, сохранили некоторые языки. Вам, конечно, знакомо выражение «злачное место». Его употребляют тогда, когда речь идёт о каком-то притоне или заведении, где творится разврат. Но в древности злачным местом называли всего лишь поляну, покрытую зелёной травой. Да что говорить о древности, если ещё сравнительно недавно в русском языке слово «злачный» употреблялось в смысле зелёный, травяной, а в болгарском языке это слово в таком смысле употребляется и сейчас. Наши предки выходили на злачное, т.е. покрытое травой место для реализации своих сексуальных устремлений и удовлетворения сексуальных потребностей. Тогда совершаемое на злачном, т.е. зелёном месте групповое брачное действо было абсолютно нормальным и вполне соответствовало моральным устоям первобытного общества. Но времена меняются, и, как это часто бывает, старые выражения сохраняются, но с переходом к строю, противоположному старому, меняют свой смысл также на противоположный. Так случилось и с идиомой «злачное место». Со временем она стала означать что-то совершенно непотребное. Но нам сейчас важнее другое: идиома, превращённая историей из позитива в негатив, поведала нам о том, что древнее брачевание происходило на покрытых травой площадках, на злачных местах.

В гористой местности, например, в Скандинавии, удобное место для брачных сходок легче всего было найти в речной пойме, на прибрежной лужайке. На норвежском языке «злачное место» (в современном понимании) звучит как vànningssteder. Буквально это означает «место водопоя». Не надо объяснять, что произошедшая с этим выражением смысловая метаморфоза аналогична той, что приключилась с русской идиомой «злачное место».

Не пренебрегали удобными местами у воды и наши предки. Скорее всего, они даже предпочитали прибрежные лужайки. На такие предпочтения указывают как источники (вспомним «плещевание» из «Стоглава»), так и практика земледельческих праздников, многие из которых завершались потоплением (выбрасыванием в воду) куклы.

Как бы то ни было, брачные сходки устраивались на открытых местах, на полянах. Именно так в переломное время, при переходе от первобытности к эксплуатации, возник феномен сжигания куклы. Нам осталось выяснить, как это произошло, как отказная кукла «праздника полов» стала пылающим знаком праздника земледельцев.

Масленицу всегда сжигали за околицей, на лугу или в поле
(С.Л. Кожин. Масленица. Проводы зимы. ХVII в. 2001. Холст, масло, 120х205).

На интересующем нас общественном переломе открываются новые сферы приложения человеческой активности. Собственно, эти новшества в деле освоения природы и открывают дорогу новому строю. Одной из таких сфер, и при этом важнейшей в плане реализации прогресса, является земледелие.

В это время в своём развитии существенно прибавляет и человек. И интеллектом и осознанием своего места в природе и обществе он всё более и более превосходит своего первобытного предшественника.

В отношениях полов всё ещё широко используется кукла. Но мужчины и женщины воспринимают её уже не так, как воспринимали искусственную женщину в былые времена их предки. Из женщины кукла превращается просто в изделие. По-прежнему люди собираются на игрища на просторных площадках, по-прежнему в танце (в это время динамичная процедура отбора мужчин преобразуется в танец) женщины одаривают мужчин куклами. Как и раньше, мужчины, принимая подношение, определённым образом, по старинке, манипулируют им. Однако на этом историческом этапе их, ранее сексуальные, действия превращаются в бездумно исполняемый обычай, а кукла становится бездушным атрибутом этого обычая.

С появлением новых видов деятельности и новых материалов кукла меняет свой облик. На смену откровенного вида каменным, костяным, деревянным венерам приходит более скромная в эротическом плане (и позже приобретающая тряпичный наряд) земледельческая соломенная куколка. Впрочем, куклы из соломы, может быть, использовались и в глубокой древности.

Если раньше, придя на брачную поляну вместе с искусственными (но для них – настоящими) «сёстрами», женщины должны были – после использования кукол мужчинами – собрать своих «сестёр» и уйти вместе с ними, то теперь бездушные соломенные игрушки, да ещё растрёпанные и разодранные мужчинами, женщины без всякого зазрения совести могли оставить в траве. Что касается мужчин, их поведение не претерпело никаких изменений. Мужчина после контакта быстро теряет интерес к женщине. Что же говорить об интересе к пучку соломы при полном отсутствии сексуального чувства.

Таким образом, в новых исторических условиях, на более высоком уровне развития общества и человека использованные – растрёпанные и разорванные на части – куклы оставались брошенными на поляне. Разумеется, оформление нового отношения к бывшим когда-то сексуально-отказными куклам заняло многие столетия, если не тысячелетия.

А теперь, внимание, читатель. Мы подходим к разгадке занимающего нас феномена. Она исключительно проста.

Вы помните, что речь у нас идёт о земледельцах? Зачем им осваивать для земледелия новые площадки, если поблизости есть издревле используемое злачное место? Брачная поляна с началом перехода к земледелию приобретает второе назначение. Она становится полем. А теперь ответьте мне, пожалуйста, на такой вопрос: каким было земледелие в свою раннюю пору? Правильно, огневым. Весной, когда сходил снег и завершалось первое в сезоне игрище (масленица на юге как раз приходится на это время), трава на поле поджигалась. Вместе с травой сгорали оставленные после гульбы куклы. На поле выходили сеятели – остатки кукол разносились по полю и втаптывались в землю.

При тогдашнем уровне земледелия культурные злаки вырастали вместе с сорной травой. При уборке их невозможно было взять у основания. Приходилось довольствоваться лишь верхней частью. Поэтому на поле оставалась довольно высокая стерня. Всю эту соломенно-травяную массу, подготавливая поле под новый посев, следующей весной опять надо было сжигать.

Так повторялось из года в год, из десятилетия в десятилетие, из века в век. В сознании земледельцев «склеивались» повышенное, праздничное и разнузданное настроение игрища, разрывание куклы, её гибель в огне, размётывание по полю останков куклы, их заделка в землю, приметы нового времени года, мечты о богатом урожае и слепая обязанность продолжения традиции. Брачевание же всё более и более становилось и в конце концов стало частным делом, складывалась и сложилась новая – моногамная – семья. Брак не только решительно изменился, он ушёл с поляны, превратившейся теперь в поле. Но на полях – теперь местах реализации праздничной потребности земледельцев – остались игрища с отголоском прежних времён в виде мощного эротического заряда, остался уже не воспринимаемый в исходном качестве атрибут сходок – кукла, наконец, остались рудименты былых вожделенных действий, производимых в старые времена с женщиной-куклой сильными мужскими руками.

Истории, разумеется, посредством деятельности людей, оставалось лишь из конгломерата эротических, брачных и земледельческих элементов сотворить обрядовую последовательность событий, до сих пор предстающую перед нами в виде праздника масленицы.

Другой задачей истории (этими словами я «зашифровываю» объективную необходимость), наряду с формированием обрядовой цепочки, было определённое видоизменение её звеньев. Так, например, соломенная кукла в новых условиях стала обходиться без «сестёр» и к тому же решительно прибавила в росте. Это и понятно – на смену небольшим куклам индивидуального пользования должна была прийти одиночная фигура общественного назначения и масштаба.

Интересно, что кое-где, наряду с общественной, фигурирует и небольших размеров домашняя Масленица. Такие куклы, когда сгорает общественное чучело, также погибают в огне, только не в поле, а в печи, или разрываются и разбрасываются по двору [см.: Пропп В.Я. Русские аграрные праздники. – М., 2000, стр. 87]. Здесь мы сталкиваемся с переносом магического действия общественного масштаба в узкие семейные рамки.

Кстати замечу, что иногда огню предаются и современные отказные куклы. Говоря о своих находках, о таких куклах я упомянул в четвёртой главе. Тогда сжигание отказных кукол для нас было загадкой. Думаю, теперь понятно, что такая «казнь» обусловлена не обидой получивших отказ сватов, а происхождением этих кукол. Их сжигание является «воспоминанием» о том времени, когда на поляне ещё практиковался и действовал женский отказ, но уже трава поджигалась под сельскохозяйственные нужды. Такие куклы родом из сердцевины исторического перелома.

Однако вернёмся опять к масленице. Мы знаем, что чучело иногда пытались потопить. Думаю, это объяснимо, и истоки «купания» куклы надо искать в брачном обряде. В источниках упоминается об умывании и купании, сопряжёнными с праздничными игрищами. А раз так, видимо, и древний брачный обряд не обходился без «водных процедур», а поскольку купались женщины, вполне логичным представляется предположить, что в воде, после сексуального использования, оказывались и омываемые ими женщины-куклы. Эта норма обычая сохранилась и при переходе к земледелию.

Не все народные праздники сопровождаются сожжением куклы. В таких случаях её уничтожение сводится к разрыванию и разбрасыванию. Почему так происходит? По всей вероятности, такие праздники восходят к сходкам, которые происходили на злачном месте, не использовавшемся для посева или других сельскохозяйственных нужд. Из неогневых сходок выросли некоторые летние праздники.

В ряде мест не сжигают куклу и на масленицу. Такая масленица, скорее всего, восходит к весенним игрищам, когда-то переместившимся на поле с луга, который также не использовался для посева и поэтому не подвергался палу.

Как видите, уважаемый читатель, феномен сожжения Масленицы не является таким уж крепким орешком. «Разгрызть» его несложно, но лишь в том случае, если предпринимается историческое исследование, если явление прослеживается в его развитии, от самого истока.

В заключение главы – об аналогичном феномене у народов, справлявших свою «масленицу» в иной природной зоне и, следовательно, в иных условиях. Археологами давно подмечено, что на Востоке на полях нередко обнаруживаются фрагменты глиняных женских статуэток. Исследователи считают такие фигурки идолами плодородия. Но нас сейчас интересует, как и в случае с масленицей, не современная трактовка явления, а его происхождение.

Думаю, по своей сути возникновение обычая разбрасывания по полю женских фигурок мало отличается от происхождения масленицы. Видимо, в тех местах в качестве отказного средства использовались куклы в основном из твёрдых материалов, в частности, из глины. Когда же дело дошло до эпохи земледелия и брачные площадки стали использоваться для посева, смешению подверглись, с одной стороны, сходка с её бросанием женских фигурок и, с другой, – аграрные заботы тогдашних восточных земледельцев. Вполне закономерно, что эта спайка со временем выстроилась в череду обрядовых действий, а фигурки превратились в идолов плодородия. Хотя более вероятно, что людьми того времени предаваемые земле фигурки никакими идолами не считались, как не считается идолом Масленица. Просто фигурки предавались земле, потому что так было заведено. Обычаи не требуют оценок и раздумий.

Что же касается обнаружения на полях не целых фигурок, а их частей, из этого вовсе не следует, что земле предавались исключительно фрагменты. Возможно, по полю разбрасывались и целые фигурки, которые впоследствии ломались в земле, при её обработке. Весьма вероятно, что какие-то обломки статуэток, например, при сборе урожая, подбирались и сохранялись до следующего сева, чтобы быть использованными (брошенными в поле) ещё раз. Впрочем, это уже детали.

В тёплых, засушливых краях обычай, аналогичный масленичному, заключался
в предании земле глиняных фигурок и их обломков (Юго-Западное Причерноморье,
вторая половина IV тыс.до н.э., глина, 4-8 см).

Гораздо важнее, что народы, разделённые огромными пространствами и тысячелетиями, в своём развитии подчиняются одному и тому же алгоритму. История представляет собой смену – по пути прогресса – определённых общественных форм, а не возвышение и упадок различных цивилизаций. Однако это уже другая тема.

Итак, уважаемый читатель, с феноменом сожжения Масленицы мы, надеюсь, разобрались. Это феерическое зрелище своим существованием обязано сексуально-отказной соломенной кукле, траве, от которой перед посевом требовалось очистить поле, и весеннему палу. Праздники вырастают из прозы жизни.

Масленицу мы использовали в качестве исключительно продуктивного для исследования примера. Это соломенное чучело позволило нам найти истоки и «вычислить» формулу появления кукол, составляющих земледельческую ветвь кукольного древа. План главы выполнен, и мы можем подбить её итоги.

1. В этой главе мы сосредоточили своё внимание на куклах-эфемерах, кратковременное бытие которых заканчивается их поруганием и уничтожением. Эти куклы составляют «выросшую» на переходе от первобытности к эксплуатации земледельческую ветвь кукольного древа.

Взяв за образец Масленицу, мы выяснили, что её уничтожение (сожжение) своим происхождением никак не связано с проводами зимы. Мы показали, что истоки такого жестокого обращения с Масленицей и другими земледельческими куклами, поскольку все народные праздники выросли из древнего сексуального действа, надо искать в старом брачном обряде.

2. Оказалось, что на стыке первобытной и эксплуататорской эпохи, когда осваивалось земледелие, брачная поляна стала использоваться и в качестве возделываемого поля. А поскольку первоначальное земледелие было огневым, в весеннем пале сгорали и брошенные мужчинами в траву куклы. Здесь, на брачной поляне, превращающейся в используемое для посева поле, были заложены основы будущих праздников земледельцев.

Со временем в сознании людей соединилось старое и новое, «склеились» эмоциональное возбуждение, свойственное «празднику полов», разрывание куклы, её гибель в огне, разбрасывание по полю останков куклы, приметы нового времени года, чаяния земледельцев и слепая обязанность продолжения традиции.

Так зародился праздник масленицы. Подобным же образом возникли и другие земледельческие праздники, где главным и обречённым на гибель фигурантом, является кукла.

Разгадка феномена сожжения соломенной куклы – при историческом подходе – оказалась не очень сложным делом.

3. На основании фактов истории смело можно утверждать, что все оседлые, земледельческие народы, выходя из первобытного состояния, обзаводились подобными масленичному кукольными обрядами. Иллюстрацией этого положения может служить «расшифровка» некогда распространённого на Востоке обычая закапывания на полях женских статуэток.

По своей сути предание земле глиняных женских фигурок ничем не отличается от огневого обычая уничтожать на поле соломенное чучело. Отличия касаются лишь формы. Такое сущностное соответствие вполне естественно. Все народы в своём развитии подчиняются одним и тем же закономерностям.

Думаю, применительно ко всемирной истории, у нас есть все основания говорить о кукольно-земледельческом, а, оглядываясь назад, и о кукольно-отказном универсализме.

4. До сих пор в наших погружениях в прошлое мы не раз «наблюдали» происходящее на брачной поляне. Наличие такой – находящейся вне родовой стоянки – площадки я аргументировал, во-первых, запретом на половые связи на территории проживания асексуального рода и, во-вторых, вынесением сексуальных контактов за пределы поселения у некоторых отставших в развитии народов. Сейчас мы окончательно узаконили брачную поляну, добавив к двум данным аргументам третий. В этом нам помогли языки.

Вместе с этим мы обнаружили истоки и выяснили первоначальный смысл выражения «злачное место».

5. Центральным пунктом нашей работы является выяснение назначения древних женских статуэток.

Как было показано в третьей и четвёртой главах, палеолитические венеры являлись действенным инструментом женского сексуального отказа. Однако доказательство этого их назначения не ограничилось изложенным в данных главах, а продолжалось и далее. Я думаю, уважаемый читатель, вы согласитесь, что каждый новый сюжет всё более укреплял нас в убеждении, что венеры служили целям регулирования отношений полов в первобытном обществе.

Что касается настоящей главы, таким сюжетом-аргументом стало обнаружение и описание сексуально-отказного истока земледельческих кукол.

Важнейшим доказательством состоятельности разрабатываемого нами взгляда на назначение палеолитических статуэток является лишённая противоречий системная увязанность всей кукольной проблематики.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ