Глава I

ВЕНЕРЫ: В ПОИСКАХ СУТИ

Всякая вещь, появившаяся в мире людей, незамедлительно наделяется двумя атрибутами – названием и каким-то, случается, весьма далёким от истины, обозначением её сути. Не явились исключением из этого правила и палеолитические фигурки обнажённых женщин.

Что касается названия, слово «венера» пристало к первой же обнаруженной статуэтке. Маркиз де Вибре, нашедший эту фигурку в 1864 г. в Ложери-Бас (деп. Дордонь, Франция), противопоставляя свою находку эллинистической «Венере целомудренной», назвал открытую им костяную статуэтку «Венерой бесстыдной».

Находка маркиза де Вибре
положила начало новому направлению исторической науки –
исследованию палеолитических женских фигурок
(Ложери Басс, Франция, деп. Дордонь, 13 тыс. лет до н.э.,
бивень мамонта, 8,0 см).

До поры, до времени, пока находка была единственной, слово «венера» являлось названием этой, конкретной фигурки. Однако с начала XX века, когда в распоряжении исследователей оказался уже целый ряд подобных находок, венерами, и уже без нелестного эпитета, стали именовать все женские палеолитические статуэтки.

Название, отражающее бьющую в глаза эротичность женского изображения, оказалось весьма удачным. Оно привилось. Тем более, что именно таким – сексуально акцентуированным – исследователям того времени представлялся доисторический идеал женской красоты. Не будем забывать, что начало XX века было временем взлёта фрейдизма.

Венерами, как вам хорошо известно, читатель, называют женские палеолитические статуэтки и сегодня. Думаю, мы не будем возражать против такого наименования. Оно нас вполне устраивает.

Наделение фигурок названием явилось сравнительно простым делом. Гораздо сложнее оказалось заглянуть в суть явления или, иначе говоря, понять, для чего два десятка тысячелетий назад наши далёкие предки изготавливали столь своеобразные изображения женщин. На этот счёт за полтора столетия сформировалось некоторое количество так или иначе отличающихся одна от другой точек зрения. Соединим их в несколько групп и окинем критическим взглядом. Но прежде отметим характерные черты самих статуэток. Причём сделаем это в форме вопросов. Тем более, что в дальнейшем на вопросы, касающиеся облика венер, нам обязательно придётся ответить. Ведь наверняка внешний вид венер связан с их назначением, а выяснение назначения статуэток является нашей ключевой задачей.

Итак, абстрагируясь от эпизодически встречающихся частностей, мы обозреваем весьма солидное множество обнаруженных за полтора столетия статуэток. У вас есть вопросы, читатель?

Меня, например, интересует, почему фигурки такие маленькие? Почему их размер не превышает величину ладони? Не кажется ли вам, что миниатюрные фигурки удобны для переноски?

Почему ручки палеолитических венер более походят на тоненькие верёвочки, а ножки, лишённые ступней, напоминают какие-то обрубочки? Такие фигурки невозможно установить в вертикальном положении. Значит, они не предназначались для стояния?

Почему древние фигурки не имеют лица? Может быть, это было не важно? А, может быть, по каким-то причинам изобразить лицо было невозможно?

Наконец, почему изготовителями статуэток напоказ выставлены женские атрибуты? Почему гипертрофированы грудь и ягодицы? Почему у некоторых фигурок подчёркнуто выразительно выглядят гениталии?

В виллендорфской венере исчерпывающе выразительно
воплощены все четыре признака древнего скульптурного
изображения женщины (Виллендорф, Нижняя Австрия,
23 тыс. лет до н.э., известняк со следами охры, 11,1 см).

Как видите, уважаемый читатель, у венер немало интересных особенностей. Имейте их в виду при рассмотрении версий, пытающихся объяснить назначение статуэток (в своём критическом обзоре я оставлю место и для ваших размышлений).

Между прочим, с одной из версий мы уже успели познакомиться. Как я заметил, многие исследователи начала XX века видели в палеолитических венерах воплощение эстетического идеала далёкого прошлого, своего рода эталон красоты эпохи палеолита. В самом деле, почему бы нашим доисторическим предкам, отягощённым ещё значительным грузом животного мировосприятия, не видеть прекрасного в подчёркнуто эротичной натуре? Такая точка зрения выглядит достаточно правдоподобно.

Но мы должны отвергнуть её. Почему? Назову две причины.

Первая состоит в том, что просто любования, просто получения эстетического удовлетворения не могло быть и не было в то далёкое от нас время. В глубокой первобытности духовное и практическое не существовали порознь. Они были теснейшим образом переплетены, более того, спаяны друг с другом. Эстетическое чувство, искусство, идеальное восприятие мира, теоретическая оценка бытия отделяются от потребительского, практического, грубоматериалистического только с переходом к классовому обществу или, что более привычно для уха археолога, с переходом к эпохе цивилизации.

Палеолитические статуэтки в силу своего «месторасположения» в истории не могли быть предметами эстетического удовлетворения, не могли являться призванными вызывать эстетические чувства произведениями искусства. Использование венер должно было быть вписано в круг непосредственных потребностей бытия. В первобытном – коммунистическом – обществе женские статуэтки должны были служить реализации какой-то общественной функции. В силу природы коллективистского строя они ни в коем случае не могли быть привязаны владением к отдельному человеку, они должны были являться общественным достоянием и, обязательно, использоваться в коллективном действии. Наконец, венеры должны были представлять собой объект вполне определённого практического применения. Какого? Такой вопрос не мог быть поставлен приверженцами рассматриваемой точки зрения. Для его постановки необходимо было выйти за пределы обыденного, внеисторического взгляда на прошлое, необходимо было понять, что историю, тем более, её период, по своей сути противоположный нынешнему, нельзя мерить своим – современным – метром. К сожалению, подход к истории, при котором эстетика, искусство или какие-либо иные современные духовные и идейные феномены автоматически переносятся в прошлое, исключительно живуч и едва ли не является господствующим.

К этой же группе следует отнести и взгляды наших современников, усматривающих – спустя столетие – в откровенных палеолитических венерах всё тот же доисторический «Плейбой». Здесь также имеет место перенос вполне естественного сегодня бездеятельного эротического восприятия в далёкое прошлое. Повторяю, венеры не могли не быть вписаны в какую-то практическую деятельность людей, в какой-то сложившийся на объективной почве обряд.

Неплохой иллюстрацией подхода, ставящего во главу угла эстетику эротики, является неоднократно демонстрировавшийся по телевидению фильм ВВС «Секс до нашей эры». Возможно, вы помните эти кадры, читатель.

... На экране в отблесках костра возникает профиль патлатого пещерного мастера, только что изготовившего очередную эротическую игрушку. Он бережно держит её в руках. Первобытный эстет с восторгом и вожделением смотрит на своё изделие...

Ничего не скажешь, сочно и довольно натуралистично. Только вот беда, историческая правда в этом эпизоде дважды вывернута наизнанку. Наряду с первобытной эстетикой мы не можем принять и личность, вернее, пол мастера. Это вторая причина, по которой мы должны отвергнуть взгляд, согласно которому женские статуэтки воплощали в себе эстетический, с эротическим наполнением, идеал первобытности.

Дело в том, что первобытные мужчины (а именно они всем авторам, пишущим о венерах, видятся в качестве изготовителей статуэток) в принципе не могли быть производителями эротической продукции, как, впрочем, и её потребителями. В первобытную эпоху эротика и секс были вынесены за пределы рода, который в то время повсеместно являлся единственной формой человеческого общежития (в дальнейшем мы вплотную займёмся этой стороной жизнедеятельности первобытного социума и объясним, почему сексуальная деятельность была исключена из взаимодействия сородичей). Следовательно, эротические фигурки могли производиться только женщинами. Но для кого? Не для собственного же употребления. Ведь не женским, а мужским глазам свойственно «потреблять» женскую наготу. Для кого же тогда предназначались эротические статуэтки? Ответ на этот вопрос может быть только один: статуэтки предназначались для мужчин других родовых организаций.

Не слишком ли смелым является такое предположение? Нет, оно представляется вполне уместным и логичным: первобытный род был экзогамен (экзогамия означает внешний брак), мужчины и женщины рода вступали в сексуальные отношения, соответственно, с женщинами и мужчинами другой родовой организации... Но не будем забегать вперёд. Повременим пока с формированием собственной гипотезы и вернёмся к теме главы.

Думаю, что первая группа версий, пытающихся объяснить назначение женских палеолитических статуэток, вряд ли может нас удовлетворить. Однако заявляя так, я не могу не согласиться с идеей сексуально-эротического назначения фигурок. Отрицать эротизм палеолитических изделий было бы крайне неразумно – достаточно посмотреть на выразительные формы женских статуэток. Я отвергаю лишь примитивный и антиисторичный взгляд на древнюю эротику, а не идею эротики (и секса) как таковую. Зарезервируем её для дальнейшего рассмотрения. А сейчас продолжим обзор точек зрения по интересующей нас проблеме.

Ко второй группе я отнесу версии, согласно которым женские статуэтки являлись отражением действительности и представляли собой портретные изображения реальных женщин. Спору нет, источником любого более или менее правдоподобного изображения может быть только реальный мир, реальные вещи и люди. Но для чего изготавливались женские портретные изображения? Может быть, для чувственного созерцания? Нет, время портретирования и известного нам отношения к портрету ещё не подошло. Так же, как любование и эстетическое удовлетворение, трепетное и непрактичное отношение к изображению возникает только при переходе к эпохе цивилизации. Отрыв идеального от практического требует достаточно высокого уровня развития. Как и при рассмотрении первой группы версий, здесь мы обнаруживаем ту же болезнь – оценку по сути дела противоположного нашему мира посредством современных парадигм.

Женские фигурки не могли быть портретами и по другой причине. Где вы видели, уважаемый читатель, портреты без лица? Но зато с ярко выраженными половыми атрибутами. «Портретные» версии своей наивной простотой невольно подталкивают нас к мысли об эротическом назначении «портретов» и использовании их мужчинами.

Наконец, «портретные» версии не отвечают на вопрос: почему не тиражировались мужские изображения? Почему охотники, от которых зависело существование рода, не удостоились чести быть увековеченными в камне или слоновой кости? Может быть, потому, что в то время мужчины были отодвинуты на второй план? Согласно расхожей точке зрения на матриархат, тогдашнему обществу было присуще такое половое социальное неравенство. Но так ли это? Свой взгляд на матриархат я выскажу чуть позже.

Переходим к третьей группе версий. В эту группу я предлагаю объединить, казалось бы, разнородные, но при более пристальном рассмотрении оказывающиеся родственными взгляды. Кстати, версии этой группы являются наиболее распространёнными и, можно даже сказать, узаконенными.

Что же это за версии? Это версии, согласно которым палеолитические венеры являются изображениями родоначальниц, покровительниц рода, хранительниц домашнего очага, воплощением культа плодородия, символом единства и родственных связей, олицетворением благосостояния, скульптурками жриц, вместилищем коллективных духов и даже изваяниями матери-богини. Такими качествами (зачастую несколькими сразу) наделяют венер и маститые авторы (от А. Бегуэна до А.П. Окладникова, П.П. Ефименко, З.А. Абрамовой, А.Д. Столяра, Р.Ф. Итса и многих других), и – вслед за ними – молодые исследователи, и студенты-историки [см., например: Ефименко П.П. Первобытное общество. Очерки по истории палеолитического времени. – Киев, 1953; Абрамова З.А. Изображения человека в палеолитическом искусстве Евразии. – М.-Л., 1966; её же: Животное и человек в палеолитическом искусстве Европы. – СПб., 2005; Столяр А.Д. Происхождение изобразительного искусства. – М., 1985 (А.Д. Столяр видит в венерах даже некую абстрактно-обобщённую идею, результат «осмысления явлений общественного бытия» и считает, что женские статуэтки «были обращены к общественной мысли значительно больше, чем к чувствам индивидуума»)]. В таком же ключе воспринимаются женские палеолитические статуэтки и непрофессионалами – читателями книг и статей, где так или иначе затрагивается интересующая нас тема.

Может быть, наше предположение об использовании статуэток мужчинами ошибочно, и нам следует присоединиться к авторитетному большинству? Нет, не будем поступать так опрометчиво. Сначала подумаем, поищем изъяны в аргументации представителей третьей группы версий. Научные проблемы решаются не благодаря весу большинства и высоте слога, а исключительно благодаря силе аргументов и фактов.

Но прежде, чем взяться за аргументы, мы, наверное, должны найти то, что объединяет родоначальниц, покровительниц рода, хранительниц очага и всех прочих фигуранток приведённого выше списка. «Вычислить» такой общий знаменатель не составляет труда. Им является особая роль женщины в первобытном социуме и её (женщины) почитание.

А теперь – к аргументам. Приверженцам третьей группы версий в качестве таковых как раз и видятся эта особая роль и почитание женщины. Из чего они выводятся? Конечно же, из матриархата, который понимается как строй, при котором женщина, являясь центральной фигурой, возвышалась над обществом, пользовалась особым уважением и даже осуществляла власть. Однако такой матриархат, мягко говоря, мало похож на тот строй, который существовал на протяжении первобытного этапа человеческой истории. Возвышение над обществом или какими-то его членами, восхваление отдельных людей, религиозное почитание, выработка абстрактно-обобщённых идей, оторванное от практики осмысление явлений общественного бытия, наконец, власть появляются, поначалу ещё в неразвитом, зачаточном виде, только на подступах к классовому, политическому обществу. Всё это – порождение разделения труда и размежевания общества на различные социальные группировки.

В монолите же, которым и в экономическом и в социальном плане является первобытный социум, нет и не может быть особой роли кого бы то ни было, будь то мужчина или женщина, нет почитания и всей другой атрибутики классового устройства. Если кто правит и почитается в первобытном обществе, так это всего лишь обычай и традиция, но ни в коем случае не человек. Как мужчины, так и женщины выполняют там свои функции, ни в малейшей степени не деформируя и не ущемляя функций представителей противоположного пола. В первобытном социуме человек может выделиться из среды сородичей лишь в качестве проводника какой-то функции, например, в роли загонщика на охоте, разведчика источников продовольствия и материалов или в роли координатора действий в незнакомой обстановке. Но такое выделение делает его не более как агентом, если угодно, слугой обычая, не превращая при этом других людей в его слуг и почитателей. «Выделенным» по различным направлениям деятельности может быть один и тот же человек. Причём в подавляющем числе случаев в силу специфики, обусловленной полом, это должен быть мужчина [см.: Искрин В.И. Диалектика полов. – СПб., 2005]. Пусть он будет именоваться вождём. Но это не вождь краснокожих периода военной демократии из романов Фенимора Купера, это вождь первобытного коммунистического сообщества. Первобытный вождь и вождь предклассового и раннеклассового общества представляют собой весьма отличающиеся фигуры и отличные одно от другого общественные явления. Об этом свидетельствуют кое-где ещё сохранившиеся рудименты первобытного общественного устройства.

Таким образом, апеллировать к матриархату, в который переносятся черты политического устройства, значит пользоваться недоброкачественными аргументами. Делается ли это по неведению или с умыслом, мы не будем разбираться, читатель.

Что же такое матриархат в действительности? И существовал ли он вообще? Попытаемся вкратце ответить на эти вопросы (в дальнейшем картина функционирования неполитического социума будет дополнена).

Брак первобытного общества был групповым. Причём в сексуальные отношения вступали группы мужчин и женщин, принадлежащие разным родовым организациям. Их встречи были нечастыми и кратковременными. О каком бы то ни было знакомстве, ухаживании и прочих новациях периода цивилизации в таких условиях не могло быть и речи. Результатом таких встреч, естественно, были дети. Но люди глубокой древности ещё не знали, что рождение детей связано с известной ролью мужчины (впрочем, и сейчас такой пробел в знаниях этнографы наблюдают у некоторых отставших в развитии народов). Понятно, что рождение детей женщинами не было тайной. Рождённые женщинами дети оставались в роду матерей.

Как в таких условиях можно было соотносить поколения? По какой линии можно было вести счёт родства? Не надо объяснять, что только по материнской, по женской. Вот в этом-то и состоит суть матриархата (в буквальном переводе матриархат означает власть женщин, что совершенно неверно и антинаучно). Матриархат, таким образом, правильно было бы назвать не формой общественного устройства, а, если можно так выразиться, техническим инструментом счёта родства и прочерчивания линии истории рода. Из такого порядка, из способа учёта поколений никак не вытекает особая роль и почитание женщины.

Против идеи возвеличивания и почитания первобытной женщины у меня припасён ещё один аргумент. Оказывается, женские фигурки не только бережно сохранялись, но, и это, правда, касается части обнаруженных статуэток, намеренно разбивались. К такому выводу приходят весьма авторитетные археологи. З.А. Абрамова, предполагая в раскалывании статуэток составную часть каких-то обрядов, отмечает, что при настоящем уровне знаний мы не можем ещё сказать, почему это происходило. Может быть, нам, уважаемый читатель, удастся разгадать эту загадку. Возьмём этот факт на заметку. Однако не будем отвлекаться от темы.

Возможно, этот фрагмент женской фигурки
является результатом намеренно нанесённого по ней удара
(Костёнки, Россия, Воронежская обл., 22,7 тыс. лет до н.э., мергель, 13,5 см).

Совместимы ли почитание и разбивание почитаемого? Думаю, нет. Но если разбивание – факт, а почитание – плод оторванного от исторической действительности воображения, что мы должны отбросить, чтобы выйти из этой коллизии? Факт или иллюзию? Разумеется, последнее.

«Теория» почитания и особой роли женщины нисколько не приближает нас к выяснению истины. Правда не всегда оказывается на стороне большинства. Взгляды представителей третьей группы, как и первых двух, также грешат переносом современных реалий в глубины истории, во времена господства порядка, в корне противоположного нынешнему. Как видим, болезнь, с которой мы столкнулись, носит характер эпидемии.

В заключение упомяну ещё об одной группе взглядов. Представители четвёртой группы полагают, что натуралистические фигурки использовались в древности для обучения девочек, для посвящения подрастающего поколения в женские таинства. Убедительно? Мне представляется, не очень. Ибо сразу же возникает вопрос: а не является ли лучшей натурой настоящая, живая женщина? И ещё: почему для обучения будущих женщин, как, впрочем, и будущих мужчин, не изготавливались мужские фигурки? Кстати, мальчики в качестве обучаемых представителями этой группы вообще не упоминаются. Но это – придирки, лежащие на поверхности.

Куда важнее спросить: а существовало ли в ту далёкую эпоху обучение как особый вид деятельности? Должен разочаровать докторов древней педагогики. В обществе, не знающем общественного разделения труда, обучение, как, впрочем, и воспитание, было вплетено в функционирование социального организма, было буквально влито в процесс производства вещей и людей и составляло с ним единое целое. В ту далёкую пору школой и учителем была сама жизнь, а наглядными пособиями – люди, их взаимодействие, общественный труд и результаты такого труда. Человеческая деятельность разветвляется только в эпоху перехода к классовому обществу. И только в таком – разделённом, классовом – обществе появляется обучение как особая отрасль деятельности, с целым арсеналом специальных средств, в том числе и с наглядными пособиями. Так что и к специальному обучению девочек (и мальчиков), за его отсутствием, венеры не имеют никакого отношения.

Обучение подрастающего поколения «таинствам»
сексуального свойства и соответствующие наглядные пособия
появляются лишь с переходом к классовому обществу
(Нижегородская губ., Россия, русские, ткань, 17,0 и 16,0 см,
реконструкция, изг. Н.Ларионова).

Таковы бытовавшие в прошлом и имеющие хождение сейчас воззрения на предназначение палеолитических венер.

Вы, наверное, утомлены разбором этих бесплодных версий, уважаемый читатель. Что делать, мы должны были испить чашу до дна. Начиная работу, надо представлять состояние взятого для исследования вопроса. Нами охвачены практически все взгляды на предназначение палеолитических статуэток. И что же? Среди различных точек зрения мы не находим ни одной, которая могла бы служить подспорьем в нашей работе. Может быть, это даже и к лучшему. Мы приступаем к позитивной работе, не будучи связанными какими бы то ни было установками, стереотипами, так называемыми авторитетными мнениями и необходимостью каждый свой шаг сверять с венероведческой литературой.

Но это не единственная выгода, которую мы можем извлечь из критической части нашей работы. Благодаря промахам наших предшественников, мы теперь отчётливо видим, что не надо делать и как следует действовать, чтобы не промахнуться.

Свои методологические установки я изложу в виде итогов главы.

1. Рассмотрев практически полный набор взглядов на предназначение палеолитических венер, мы, при всём различии бытующих трактовок, нашли то общее, что их связывает и в то же время делает совершенно несостоятельными. Это – неумение исторически подойти к прошлому, непонимание диалектики общественного развития, невольное стремление перенести современные реалии (этика, искусство, возвышение личности над обществом, поклонение, религия и т.д.) в совершенно иной, по сравнению с нашим, мир первобытного человека.

Мы ни в коем случае не должны подходить к истории с мерками сегодняшнего дня.

2. В обществоведении разнобой мнений в оценке одного события или феномена не является большой редкостью. Этой печальной участи не избежал и вопрос о месте венер в первобытном социуме. Откуда берутся разночтения? Если рассматриваемая проблема не затрагивает чьих-либо интересов, источников разночтений, как правило, три – ограниченные или ущербные представления об общественно-экономическом укладе исследуемого общества, неумение или нежелание изучать выбранное для анализа явление в контексте этого уклада и пресловутый «здравый смысл», на поверку оказывающийся элементарным субъективизмом. Все беды с выяснением назначения венер связаны с этой троицей.

Чтобы решить стоящую перед нами задачу, мы должны иметь адекватное представление об общественных отношениях и образе жизни первобытного социума, в своём анализе исходить из этих отношений, вести объективное расследование, твёрдо придерживаясь материалистической линии.

И, надо сказать, в данной главе мы уже кое-что сделали в этом направлении. Мы обратили внимание на слитность духовного и практического в мировосприятии первобытного человека, констатировали групповой брак и экзогамию рода, затронули вопрос о человеке эгалитарного первобытного общества, определили матриархат как инструмент учёта родства.

В дальнейшем сделанные нами заготовки будут развиты.

Наконец, мы приступили к разработке выбранной для исследования темы. Исходя из существа первобытного строя, мы обозначили ряд функциональных характеристик женских палеолитических статуэток. Это, во-первых, их включённость в практику бытия и необходимость участия в каком-либо обряде, во-вторых, нацеленность статуэток на решение определённых общественных задач, их принадлежность к общественному достоянию и причастность к какому-то коллективному действию и, в-третьих, обязательность изготовления фигурок женщинами одного рода для использования мужчинами другой родовой организации.

3. Если объект исследования не является случайным и единичным и выделяется броскими особенностями, значит истории это было для чего-то нужно, и нужно, скорее всего, по прямому назначению. Поскольку венеры сексуально выразительны, мы должны зацепиться за эту подсказку и прежде всего обратить внимание на порядок взаимодействия полов в первобытном социуме. Может быть, этот шаг выведет нас на дорогу, ведущую к решению поставленной нами задачи.

При этом сферу взаимоотношений полов мы должны рассматривать в теснейшей связи со всем комплексом общественных отношений.

4. В нашем критическом рассмотрении подходов к венерианской проблеме мы обошлись минимумом доводов. Представляется, что этого минимума было вполне достаточно для признания несерьёзными имеющих хождение решений. Все приведённые доводы были логического свойства. Лишь единожды, и то мимоходом, я сослался на данные этнографии.

История – это не нечто бесследно растворившееся во времени. Прошлое уходит и остаётся, остаётся в виде обычаев, традиций, пережитков. Прошлое живёт в быте, нравах и представлениях народов.

Мы не можем не воспользоваться богатейшим источником этнографических знаний (как и знаний других наук). И не только в целях более добротного исследования феноменов далёкого прошлого. Как знать, может быть, след от венер протянулся сквозь тысячелетия и в наши дни.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ