Глава III

ПЕРВОБЫТНЫЙ БРАЧНЫЙ ОБРЯД

Завершая вторую главу, мы с вами, уважаемый читатель, поставили своей целью наблюдение брачного обряда наших палеолитических предков. Чем будет отличаться этот экскурс в прошлое от тех, что предпринимались нами ранее? Как вы заметили, до сих пор, не забывая о конкретике, мы в основном рассматривали принципиальную сторону древнего бытия и его половой и брачной сферы. На этот раз, в отличие от наших прежних погружений в историю, мы сосредоточим своё внимание на течении брачного обряда, на его событийном ряде и его деталях. Не исключено, что при рассмотрении с близкого расстояния нам удастся заметить то, что ещё не попадало в поле зрения исследователей. Возможно, это будут откровенные женские статуэтки. Мы ведь предположили, что они каким-то образом должны быть вписаны в обряд брачевания.

Вы готовы оказаться на родовой стоянке, читатель? Тогда мы отправляемся в прошлое.

Кнопка нажата, и «машина времени», это незаменимое средство исторического исследования, вмиг перенесла нас на двадцать тысячелетий назад. В нужное время мы оказались в нужном месте, скажем, на берегу Дона, где в наши дни располагается село Костёнки. В седой древности здесь находилась палеолитическая стоянка.

Двадцать тысячелетий назад здесь кипела жизнь (Костёнки, Россия,
Воронежская обл., Государственный археологический музей-заповедник,
руины древнего жилища).

Нам повезло. Опоздай мы на пару часов, и нам пришлось бы – в ожидании следующего брачного обряда – провести в гостях, надеюсь, у радушных хозяев, несколько недель, а, может быть, даже и месяцев. Конечно, это не было бы потерянным временем. Но мы всё-таки «прилетели» наблюдать брачное действо.

Как уже было сказано, соединение полов в первобытном обществе было строго регламентировано. Проведение брачных сессий неукоснительно подчинялось выверенному историей ритму хозяйственной жизни. Труд был отделён от секса, и брачные сходки, как правило, имели место после окончания каких-либо работ.

Главным занятием древнего населения Костенок являлась охота. На наше счастье, вскоре после завершения крупной охотничьей вылазки мы и прибыли к месту расположения рода. Назовём его родом сороки. Первобытные люди называли себя и свой род, от которого были неотделимы, именем родоначальника. Чаще всего таковым в их представлении являлось какое-либо животное. Но не будем отвлекаться. Посмотрим, что происходит на стоянке.

Там царит деловитое возбуждение. Женщины громко переговариваются, выносят из жилица какие-то вещицы, склоняются над ними, что-то нашёптывают. Вот они собрались вместе и жестами указывают в сторону от стоянки. Видимо, они собираются куда-то отправиться. Или сами поджидают кого-то. Жаль, что, находясь на некотором удалении, мы не можем рассмотреть, что же они держат в руках.

Постойте, но почему же мы не видим мужчин? Может быть, они отправились на промысел? Вряд ли. Ведь они совсем недавно вернулись с богатой добычей. Впрочем, вдали слышатся мужские голоса...

Проходит ещё несколько минут, и из прибрежного ивняка один за другим выходят полтора десятка мужчин. Они направляются к стоянке. И сразу же стайка женщин срывается с места. Перейдя незримую границу стоянки, они быстрым шагом идут навстречу мужчинам. Расстояние между мужчинами и женщинами стремительно сокращается. Женщины на ходу то ли поправляют волосы, то ли что-то надевают на голову. Но нам сейчас не до мелочей. Куда важнее понять, что же происходит. Не рушится ли на наших глазах одна из важнейших норм асексуального рода? Мы помним, какие перегородки были поставлены родом между мужчинами и женщинами. А может быть, это оживает пришелец из далёкого прошлого, и мы станем свидетелями оргии? Нет, ни то и ни другое. Перед нами – дуально-родовой механизм в действии. К стоянке приближаются мужчины другой родовой общины. Её мы назовём родом ящерицы. Испокон веков этот род является коллективным брачным партнёром рода сороки.

Мужчины-ящерицы покинули своё родовое поселение ещё затемно. Но и проделав многокилометровый путь, они свежи и полны бодрости. Ведь они идут на брачную сходку. Но пока она не началась, мы ненадолго отвлечёмся от нашего зрелища и сделаем два, как мне представляется, важных замечания.

Во-первых, для совершения коллективного брачного обряда всегда отправлялись мужчины, но не женщины. Как хорошо известно, в половом взаимодействии (взятом в самом широком смысле) мужчины являют собой активную сторону, тогда как женщины более или менее пассивны. Мужчины вообще более активны во всех жизненных проявлениях,  будь то труд, поиск или, в наше время, какое-то увлечение. Мужчины к тому же более мобильны, чем женщины. Вы помните, что ранее мы назвали мужчин мобильными и периферийными существами. Наблюдаемый нами брачный поход наших прапра...дедушек вырос из древнейшего периферийного промысла. Кстати, участников такого похода историки первобытности называют брачной экспедицией.

Во-вторых,  поскольку два составлявших дуально-родовую связку рода, располагаясь неподалёку один  от другого, находились в одинаковых природных условия и занимались в силу этого одной и той же хозяйственной деятельностью, время брачевания у них в принципе совпадало. Возможно, даже имелся какой-то механизм согласования времени выхода встречных брачных экспедиций. Впрочем, вполне приемлемым было и снаряжение экспедиций в разное время, но, разумеется,  в пределах вполне определённой и достаточно узкой временнόй полосы. Такое разнесение во времени встречных экспедиций не могло быть источником конфликтов. Мужчинам брачующихся родов нечего было делить  на поприще удовлетворения сексуальной потребности. Объектом их интереса были разные группы женщин. В нашем примере фигурируют согласованные во времени встречные экспедиции. Поэтому понятно, почему при таком развитии событий мы не обнаружили мужчин-сорок на их родовой стоянке. Когда мы туда прибыли, экспедиция сорок была уже на подступах к стоянке рода ящериц. Возможно, мужчины-сороки и мужчины-ящерицы повстречались где-то на полпути между своими стоянками. И разошлись, влекомые переполняющим их желанием.

Однако вернёмся к наблюдениям. Пока мы рассуждали об экспедициях и экспедиционерах, группы мужчин и женщин встретились в сотне метров от стоянки. Что будет дальше? Наверное, женщины, встретив мужчин, вернутся вместе с ними на стоянку, чтобы там приступить к брачному обряду. Нет, ни в коем случае. Любой секс, в том числе и с инородцами, был изгнан с родовой территории. Для брачного действа имелось другое место. Какое? Посмотрим, куда теперь двинутся сороки и ящерицы. Последуем за ними...

И вот, спустя несколько минут, мы у цели. Вслед за мужчинами и женщинами мы подошли к расположенной в ближайших окрестностях стоянки большой прибрежной поляне. Именно здесь, не в лесу, а на поляне, и развернётся брачный обряд (позже это будет доказано) [возможно, мужчины и женщины двух брачующихся родов без предварительной встречи сразу приходили на брачную поляну]. А сейчас я попытаюсь показать, что брачное действо ни в коем случае не происходило на стоянке.

На этот счёт имеется немало этнографических свидетельств. У многих отставших в развитии народов исследователями зафиксирован обычай вступать в половые отношения только за пределами селения и уж ни в коем случае не в жилище. Даже у некоторых народов, переросших первобытный брак и уже знающих супружество, мужу и жене воспрещается вступать в сексуальные отношения в их собственном жилище. Для этого они должны удалиться за пределы селения. Если же такая «домовая» связь будет обнаружена односельчанами, нарушителей обычая ждёт в лучшем случае общественное порицание, а в худшем – наказание [см., например: Семёнов Ю.И. Происхождение брака и семьи. – М., 1974, стр. 187-188; Зверев В.В. Амазония. Приключение русских в стране каннибалов. – СПб., 2004, стр. 254-255].

Это замечание ещё раз отвлекло нас от наблюдений. А тем временем на поляне мужчины и женщины расположились друг против друга. Похоже, начинается танец. Нет, эпоха танцев ещё не наступила. В движении, которое спустя многие тысячелетия превратится в коллективный народный танец, женщины выбирают, с их точки зрения, пригодных для сексуального действия мужчин. Именно женщины являются выбирающей стороной в деле полового  взаимодействия. И им есть из кого выбрать [см.: Искрин В. Диалектика полов. – СПб., 2005, стр. 7-16].

Уважаемый читатель, здесь мы подходим к центральному пункту главы, а, может быть, даже и всей работы. Сейчас мы обнаружим то, что ещё не замечалось исследователями. Посмотрите-ка внимательно на «танцующих», пересчитайте мужчин и женщин. Что у вас получилось? Да, совершенно верно, женская группа существенно уступает по численности мужской.

Возможно, это случайность? Может быть, на других «площадках» более или менее соблюдается количественное равновесие полов? Нет, перед нами вполне закономерная картина. Думаю, что едва ли не в 999 случаях из 1000 мужчины-экспедиционеры сталкивались с недостатком женщин. Почему же женщин среди брачующихся было меньше, чем мужчин?

Мы знаем, что ещё наш животный предок приобрёл способность постоянно, не считаясь с природными циклами, вступать в половые отношения. Это качество – с образованием общества – перешло к человеку. Однако это – общая формула. Если вопрос рассматривать более конкретно, с учётом разделения сообщества на полы и с учётом исторической специфики, в постоянной готовности человека выявятся исключительно важные половые различия. Оказывается, в первобытном обществе женская половая готовность отличалась от мужской и, вообще-то говоря, не являлась такой уж постоянной. Женская половая готовность не зависит от природных циклов, но в первобытную эпоху она находилась в жёсткой зависимости от биолого-социального статуса женщины. Это проявлялось в том, что первобытной женщине строжайшим образом воспрещалось вступать в сексуальные отношения во время вынашивания и вскармливания, которое продолжалось зачастую до трёх лет. На это время женщина выпадала, если можно так выразиться, из сексуального оборота. А если учесть, что в древности женщина, в отличие от нашей современницы, рожала на протяжении всего репродуктивного периода, то нетрудно будет подсчитать, в течение какого времени она реально была готова вступать в половые связи. Вот почему на брачных полянах в подавляющем числе случаев наблюдался избыток мужчин и недостаток женщин.

Что касается мужчин, для их сексуальной реализации не имелось никаких ограничений, кроме дуально-родового и родового регламента (далее мы увидим, что мужчины, как, впрочем, и женщины, могли сексуально реализовать себя не только в брачном обряде или внутриродовой оргии, но и ещё в одном – третьем, промысловом – типе первобытного соединения полов).

Итак, среди участников брачного обряда мужчин больше, чем женщин, и женщины должны выбирать. В связи с этим возникают два вопроса: кого выбирали древние женщины и как выбирали? Займёмся сначала первым.

Современная женщина,  не изолированная от мира мужчин, делает свой выбор после сопоставления и оценки находящихся в её поле зрения представителей противоположного пола. Женщина высматривает мужчин на работе, в учебном заведении, на отдыхе, везде, где полы соприкасаются друг с другом. При такой, достаточно долговременной оценке можно составить представление о социальных характеристиках, моральных и  деловых качествах, интеллекте мужчины. Разумеется, избранником женщине видится физически полноценный мужчина. Но физические данные не являются единственными и основополагающими для выбора. На первые места, и это хорошо отражают, например, брачные объявления, женщина ставит ум, надёжность, порядочность. Это и понятно. Женщине жить с мужчиной и вместе растить общих детей. Что перейдёт ребёнку от отца по каналу социального наследования, зависит от правильности выбора, сделанного женщиной.

В первобытном обществе всё было буквально наоборот. Мы знаем, что женщины были отгорожены от мужчин своей родовой общины. Общение полов внутри рода тогда было сведено к минимуму. Что же касается экспедиционеров из другого рода, даже о каком бы то ни было поверхностном знакомстве с ними не могло быть и речи. Нельзя было составить представление о социальном облике мужчины и во время скоротечной брачной сходки. Да это и не было нужно. В первобытном обществе не было привычного для нас отцовства. Дети оставались в роду матери и впитывали социальные качества не кровных отцов, а своих сородичей. Женщина от отца по крови могла взять  и передать своему ребёнку только генетическую информацию и обусловленные ей задатки. Понятно, что в таких условиях зримыми и поддающимися оценке были внешние, физические данные мужчины. Первобытная женщина могла ориентироваться лишь на то, что схватывает глаз: телосложение, силу, ловкость, уверенность. Таков был мужской идеал древней женщины.

Возможно, вы возразите, читатель: у  людей разные вкусы, и, может быть, каким-то древним женщинам больше импонировали ярко выраженные первобытные мачо, а каким-то – худосочные палеолитические «интеллигенты». Не могу согласиться с таким предположением. Первобытное сообщество представляло собой монолит как в социально-экономическом, так и в духовном и морально-этическом плане. Первобытное бытие нивелировало людей и их взгляды на жизнь. Так что женский идеал мужчины тогда был общим и  одинаковым для всех женщин.

Кстати, в последние годы в развитых странах явно увеличивается доля женщин, ориентирующихся не на длительную связь и совместную жизнь с мужчиной, а на эпизодические, краткосрочные контакты. Понятно, что для «занятий любовью» важны прежде всего физические, маскулинные, если можно так сказать, самцовые характеристики мужчины. Сейчас мы не будем выяснять, какими социальными подвижками обусловлены новые веяния в области сексуальных отношений. Для нас здесь интересно другое. Выведенный нами сексуальный идеал первобытной женщины представляет собой не вымысел, а вполне реальное, и что особенно важно, определяемое историческими условиями явление [см.: Как определить, хочет ли мужчина детей // URL: www.obrazovanie.lv/modules/news/article.php?storyid=3203].

Перейдём к рассмотрению второго вопроса: как  первобытные женщины выбирали пригодных для сексуального контакта партнёров? Чтобы разобраться в этом вопросе, нам для начала лучше всего посмотреть на мужчин-ящериц.

Ещё на подходе к стоянке сорόк они не могли и не хотели скрывать своего возбуждения. Это ведь первобытные мужчины. Их неокрепшая воля, а она является гранью интеллекта, была ещё не в состоянии в то время сдерживать животный по своей сути и по своему происхождению половой инстинкт. Мужчины вообще больше, чем женщины, одержимы сексуальной страстью. Наблюдаемым нами мужчинам необходимо было удовлетвориться, как говорится, здесь и сейчас, немедленно и всем. Их сплочённость и единообразие (на это мы обратили внимание в предыдущей главе) заставляли каждого из них взять от встречи с женщинами ровно столько, сколько возьмёт и любой другой. А женщин было меньше, чем страждущих мужчин...

Мужчины пришли взять то, что так притягательно и естественно. Да, именно взять, причём в достаточно грубой и бесцеремонной форме. В то время в отношении мужчины к женщине не было ни трепетности, ни  нежности, ни обходительности. Вы помните, уважаемый читатель, я заметил, что первобытные люди относились к представителям другого рода,  как к нéлюдям. Это, конечно, черта глубочайшей древности. Но двадцать тысяч лет назад такое отношение к инородцам далеко ещё не было изжито. Да что говорить о том времени, если и сейчас ослиные уши животного  отношения к «другим» торчат из национализма и расизма.

В то время, в котором мы оказались, отношение к женщине было двойственным. С одной стороны, женщина ещё рассматривалась пришедшими для участия в брачном действе мужчинами как нелюдь и добыча промысловиков, с другой, – она уже воспринималась в качестве члена дуально-родового союза и не считалась, как в прежние времена, законченной чужачкой. Процесс очеловечивания отношений между относящимися к различным родовым общинам людьми был запущен. Это произошло с началом человеческой истории. Но до завершения ему было ещё очень далеко. Не завершён этот процесс и сегодня. По-видимому, ещё имеющее место стремление «иметь (поиметь) женщину» и насилие над женщиной являются рудиментами животного и полуживотного прошлого человечества.

Итак, мужчины пришли взять женщин. А взять женщину дано было не каждому, а только тому, кто мог быть выбран женщинами...

Вы представили неуёмных первобытных мужчин, читатель? А теперь попытайтесь представить себя на месте женщин, рядом с жаждущими их мужчинами. Что бы вы сделали, чтобы сразу решить три задачи? Да, именно три. Женщины должны были, во-первых, отобрать мужчин для сексуального действия. И отбирая пригодных, они неминуемо должны были кому-то отказать. Во-вторых, они должны были блокировать неизбежную ввиду недостатка женщин мужскую конфликтность. Понятно, что уговаривать выбракованных мужчин хотя бы ненадолго отсрочить половой контакт было совершенно бесполезно. Сексуальная жажда не позволила бы  первобытному сознанию воспринять такую логическую конструкцию. Наконец, в-третьих, раз мужчины пришли для  совершения вполне определённого действия, женщины должны были всех их, причём единовременно, сексуально удовлетворить.

Эту триединую задачу требовалось решить в считанные минуты. Но разве она выполнима? На брачной поляне неизбежен взрыв...

Однако взрыва не произошло. Доказательством этого служит наше существование. Ведь если бы каждая брачная сходка взрывалась, человечество было бы  подрублено под корень. Но нет, человечество не погибло. Значит, женщины нашли спасительное средство.

Что же это за палочка-выручалочка? Увещевания? Нет, ни в коем случае. Мы хорошо знаем, что голая мысль не имела никакой силы в то время, да она в отрыве от практики и не могла тогда существовать. Мысль, желание, неосознанное стремление способны были дойти до древнего человека, только будучи подкреплёнными чем-то действенным, материальным. Что бы вы предложили в качестве материального, вполне осязаемого средства, способного решить, казалось бы, нерешаемую  триединую задачу?

Окружающий человека мир огромен. Он состоит из неисчислимого множества элементов. Переберите все вещи и вещицы, все явления, все существа мира, и вы найдёте то единственное, с помощью чего можно решить поставленную порядком развития человечества сверхсложную и в то же время простую задачу.

Искомой нами палочкой-выручалочкой является женщина. Иного решения эта задача не имеет. Другими словами, в распоряжение выбракованных мужчин должны были быть предоставлены недостающие до комплекта женщины. Но вы скáжите: их же неоткуда взять. И обвините меня в схоластике, казуистике, формалистике и  прочих грехах больной логики.

Не спешите, читатель. Вспомните своё детство. Вы поймёте меня лучше, если вы – женщина. Вы ведь играли в куклы? И до определённого возраста, и не только в игре (впрочем, игра и жизнь  были для вас тогда неотделимы друг от друга), но и во время других детских занятий, вы твёрдо знали, что куклы (плюшевые мишки, зайчики и прочие ваши любимцы) чувствуют, боятся, радуются, любят, спят, едят, капризничают, безобразничают... Словом, куклы живут. Вы их одушевляли и наделяли, по своему образу и подобию, жизнью.

Период анимизма занимает в жизни человека считанные годы. Дети живут в окружении взрослых и под их влиянием, в известном смысле насильственным порядком, лишаются своих анимистических представлений. У молодого человечества не было наставников. Анимистический период в истории человечества растянулся на десятки тысячелетий. Даже в наше время следы анимизма обнаруживаются в представлениях не самых отсталых народов. Думаю, мы не ошибёмся, если скажем, что в интересующее нас время человечество находилось на пике анимизма. Люди растянувшегося детства человечества были склонны одушевлять всё и вся вокруг. Может быть, как и наши дети, древние люди тоже «играли» в куклы? Тогда для женщин куклы могли быть сёстрами, а для мужчин-инородцев они могли быть...

Здесь я прерву своё изложение, чтобы сделать одно оправдательное замечание. Уместно ли сопоставлять взросление человека и становление человечества? Да, вполне. Это – не проявление наивности. Такое сопоставление представляет собой эффективный метод исследования первобытной психики, наблюдаемой сквозь призму психики ребёнка. Для психологов не секрет, что человечество в своём психическом развитии в принципе проходит те же этапы, что и растущий в психическом плане человек. Психологические аргументы в пользу анимистических представлений наших первобытных предков, на мой взгляд, неплохо подкрепляют этнографическую аргументацию.

Кем же могли быть куклы для мужчин? Определённо, живыми женщинами. А если эти «женщины» обнажены и являются участницами брачного действа? Чтобы ответить на этот вопрос, мы посмотрим, что происходит на брачной поляне.

Раньше мы не разглядели, что  держат в руках отправляющиеся на брачную сходку женщины-сороки. Теперь, подойдя поближе, мы можем рассмотреть и самих женщин и то, что они принесли с собой. Женщины выглядят очень странно. У них опущены головы и на глаза надвинуты плетёные шапочки. Так вот что они надевали на голову, спеша навстречу мужчинам. Интересно, зачем? Но на этот вопрос мы ответим позже. Сейчас же всё наше внимание сосредоточено на миниатюрных фигурках в руках женщин. Так ведь это же венеры, которые мы видели в отделе древностей Эрмитажа. Правда, там их считанные единицы. Здесь же, в палеолитических Костенках такие фигурки в руках у каждой женщины. А у некоторых, нам удаётся это заметить, их даже две или три. Мы видим, как в ходе «танца» женщины передают фигурки некоторым мужчинам, и те, отходя в сторону, предаются... Впрочем, чем они занимаются, я думаю, в общем-то понятно.

Найденная археологами мергелевая фигурка когда-то была «женщиной»
(Костёнки, Россия, Воронежская обл., 23 тыс. лет до н.э., мергель, 10,2 см).

Проходит несколько минут, и женщины вместе с оставшимися – отобранными – мужчинами, разбившись на пары, присоединяются к мужчинам, занятым суррогатными женщинами. Брачный обряд достигает своего апогея.

Здесь мы закончим наши наблюдения. Цель достигнута, теперь нам известно, как и для чего использовались женские фигурки, у нас достаточно пищи для размышлений, и от полевых наблюдений мы можем перейти к кабинетной работе.

Итак,  миссия, казавшаяся невыполнимой, успешно выполнена. Женщины с помощью сексуально-отказных статуэток легко решили все три задачи.

Во-первых, в соответствии с критерием своего времени женщины выбрали подходящих для сексуальной связи мужчин. Другой стороной их выбора явилось отстранение от этих связей тех представителей мужского пола, которые не удовлетворяли предъявляемым к мужчинам требованиям. В принципе отстранёнными от реальных половых связей могли оказаться, скажем так, и вполне доброкачественные мужчины. Их беда заключалась в том, что они оказались избыточными, лишними. Правда, в то время такое отстранение бедой не являлось. Каменная или костяная женщина в их глазах была ничем не хуже настоящей. Это была такая же женщина.

Осуществляемый на брачной поляне женский выбор имел более глубокий смысл, чем может показаться на первый взгляд. Это был не только отбор мужчин для данной сексуальной сессии. Это был отбор признаков, которые, воплотившись в детях, должны были стать генетической основой будущего существования рода. На брачной поляне женщины осуществляли половой отбор. Руководствуясь своей, субъективной оценкой представителей противоположного пола, они  действовали в качестве орудия объективной необходимости. Так продолжалось в течение многих тысячелетий. Женщины, реализуя свою сексуальную потребность, ни мало, ни много обеспечивали биологический и, в какой-то мере, социальный прогресс человечества. Их незаменимыми помощницами в этом исключительной важности деле были миниатюрные женские фигурки,  известные нам под названием палеолитических венер. Что же касается выбракованных в ходе той или иной сходки признаков, часть из них,  думаю, отметалась безвозвратно. Среди мужчин наверняка находились такие, которые никогда во время дуально-родового брачевания не имели связи с настоящей женщиной. На протяжении всей своей жизни на брачных сходках они удовлетворялись общением с сексуально-отказной куклой. Правда, у таких мужчин был шанс вступить в реальный половой контакт. Но об этом я скажу позже.

Во-вторых, женщины, удовлетворяя  всех мужчин, неважно, посредством натуральной или суррогатной связи, полностью блокировали неизбежную при отсутствии кукол конфликтность. Единственное, что было необходимо для предотвращения конфликта, это достаточное количество сфабрикованных ими «сестёр». Думаю, женщины вполне успешно справлялись с этой задачей.

О налаженном производстве сексуально-отказных кукол
свидетельствует, например, находка, сделанная
на палеолитической стоянке Гагарино
(Гагарино, Россия, Липецкая обл., кость, 14,8 см).

  Если же «сестёр» было меньше, чем требовалось, находчивые женщины достаточно оригинально и в то же время бесхитростно быстро увеличивали число сексуально-отказных игрушек. Об этом речь пойдёт в четвёртой главе.

Наконец, в-третьих, с  лёгкой руки женщин все участники брачной сходки, разумеется, кроме искусственных «сестёр», получили полноценное сексуальное удовлетворение. Что касается женщин и отобранных ими мужчин, здесь нет никаких вопросов. Но вот получили ли удовлетворение мужчины-отказники, мы, к сожалению, спросить у них не можем. Мы ведь предприняли виртуальный экскурс в пошлое.  Однако мужчины, манипулировавшие куклами, «позаботились» об удовлетворении нашей любознательности. О получении сексуального удовлетворения они оставили свидетельство на... самих куклах.

Археологи отмечают, что поверхность некоторых палеолитических венер местами буквально отполирована. Почему? В рамках рассмотренных нами трактовок назначения венер об этом, в лучшем случае, можно только гадать. Наше понимание назначения палеолитических женских статуэток легко объясняет эту, казалось бы, незначительную деталь. Такие сексуально-отказные фигурки использовались многократно, возможно, на протяжении нескольких тысячелетий. Они прошли через многие тысячи пар мужских рук. Многократное использование статуэток вполне объяснимо. Женщины приходили со своими «сёстрами» на брачную поляну и с ними – в их представлении, живыми существами – должны были и уйти. По окончании сексуальных действий мужчины, быстро теряющие интерес к предмету только что пылавшей страсти, скорее всего, просто  бросали фигурки в траву. Женщины искали и собирали фигурки, бережно хранили в своём жилище до следующей брачной сходки, а когда старились и умирали, на эту же брачную поляну с теми же палочками-выручалочками выходили их дочери, внучки, правнучки... Наверняка не все куклы подбирались женщинами. Какие-то из них до  сих пор лежат на местах былых брачных игрищ. Если бы знать эти места, как бы пополнились музейные коллекции.

О получении мужчинами-отказниками удовлетворения при манипулировании откровенными фигурками свидетельствуют и пользующиеся устойчивым спросом их современные аналоги. С ассортиментом подобных изделий вы можете ознакомиться в ближайшем секс-шопе. Времена меняются, но животная ипостась мужчины (напомню, что пол представляет собой биологическое явление) не претерпевает сколько-нибудь значительных изменений. Современный мужчина в плане суррогатного сексуального удовлетворения не слишком сильно отличается от своего первобытного предшественника. Производя с сексуально значимым предметом те или иные действия, наш современник невольно одушевляет его и  даже даёт  ему имя и наделяет чертами, прежде всего, телесными, определённой, конкретной женщины.

Итак, уважаемый читатель, с назначением венер мы с вами определились. Как видите, эта работа оказалась не такой уж трудной. Достаточно было проявить внимание к обряду древнего брачевания, и мы увидели в общем-то лежащую на поверхности разгадку венерианского феномена. При недостатке женщин, обусловленном групповым брачеванием, венеры оказались совершенно необходимым в таких условиях сексуально-отказным и регулятивным средством. Причём таким средством из мириадов вещей могла  быть только женщина-кукла. Нам выпала редкая для  исследователя удача не перебирать и сопоставлять варианты решения задачи, а сразу выйти на единственно возможный. В нашем уравнении оказался всего лишь один корень.

Теперь, выяснив, как и для чего использовались венеры, мы можем ответить на вопросы, поставленные в первой главе.

Первый вопрос касался размеров палеолитических статуэток. Почему они такие маленькие? Почему они могли уместиться на  ладони? Как мы теперь знаем, они и должны были умещаться на ладони или помещаться в руке. Только такие фигурки удобны для переноски – ведь женщины должны были принести их на брачную поляну. Что касается эротических свойств этих сексуально-отказных изделий, они нисколько не умалялись из-за их незначительных размеров. Об этом свидетельствует как древняя полировка, так и, в наше время, использование  мужчинами для сексуального возбуждения и удовлетворения различных эротических миниатюр, будь то изделия из секс-шопа, журнальные иллюстрации или «горячие картинки» на экране компьютера.

Самые маленькие отказные фигурки
не превышали размера мизинца
(Бальци Росси, Италия, Ментона,
23 тыс. лет до н.э., слоновая кость, 3,75 см).

Второй загадкой для нас были редуцированные, похожие на верёвочки и обрубочки, ручки  и ножки древних женских статуэток. С такими ножками фигурки невозможно было установить в вертикальном положении (кстати, уже один этот факт ставит под сомнение версию поклонения). Но,  как мы выяснили, венеры и не предназначались для стояния. Это были «ручные» фигурки. Их задачей было удовлетворение мужской страсти. Понятно, что распалённым мужчинам, получившим такое женское подношение, в этот момент интересны были не руки и ноги, а совершенно другие части тела женщины-куклы.

У некоторых фигурок, как, например, у этой, ручки практически не проработаны
(Бальци Росси, Италия, Ментона, 23-20 тыс. лет до н.э., жёлтый стеатит, 4,75 см).

Ответ на следующий вопрос, похоже, лежит в той же плоскости. Как вы помните, читатель, это  был вопрос о безликости палеолитических статуэток. Интересует ли мужчину во время сексуального действия лицо партнёрши? Думаю, вы согласитесь, что не очень. А коли так, тогда вполне логично предположить, что и первобытные мужчины в этом отношении не сильно отличались от наших современников.

Казалось бы, с безликостью всё ясно, и мы, удовлетворившись таким объяснением, можем перейти к следующему сюжету. Но настораживает одно обстоятельство. Дело в том, что не у всех фигурок просто отсутствует лицо. Венеры, найденные в Виллендорфе, Дольни Вестонице, Парабите, Костенках, имеют достаточно проработанные и детализированные личные покровы.

Может быть, эти фигурки копируют настоящих женщин. Мы же знаем, что древние женщины скрывали и, возможно, чем-то закрывали свои лица. Правда, они скрывали лица в будничной жизни, от мужчин своего рода. Для праздника полов вряд ли подходят копии будничных женщин. Да и не сочетается эта будничность с призывной открытостью всего остального. Неужели брачный обряд нуждался в закрытом лице женщины, и фигурки копируют брачующихся женщин?

А, может быть, древние художницы, соревнуясь в мастерстве, попросту украшали фигурки? Нет, люди первобытного общества были предельно правдивы в изображении действительности. Нанесение покровов на лица статуэток не могло быть ни украшательством, ни воплощением фантазии, ни выражением иносказания. Первобытное творчество было сугубо функциональным. Но если требовалось закрывать лицо женщине-кукле, то, тем более, требовалось закрывать его настоящей брачующейся женщине. Зачем?

Да, уважаемый читатель, мы, видимо, столкнулись с серьёзной проблемой. А раз так, нам не остаётся ничего другого, как прибегнуть к испытанному способу выявления истины. Нам следует поискать ключ к неожиданно вставшей на нашем пути загадке в специфике общественных отношений того времени. Разумеется, прежде всего нас интересует брачный ракурс общественных отношений.

В первобытном коммунистическом обществе  обобществление имело всеобщий характер. Обобществлён был и человек. В сущности, человека, личности не было в ту далёкую пору. Род представлял собой обезличивающий своих членов коллектив. На брачную поляну выходили не люди в современном понимании этого слова, а, скорее, подобные одна другой единицы общностей-монолитов. В сексуальные связи вступали, разумеется, отдельные люди. Но брак, который ни в коем случае нельзя сводить к сексуальным связям, являлся взаимодействием двух безличностных родовых организмов. В этом заключается сущность первобытного брака, который по форме был групповым. Всё то, что происходило во время брачных игрищ, включая сексуальный апофеоз обряда, являлось в высшей степени общественным делом и исключало малейшие проявления индивидуализма. Если бы было иначе, мы вели бы разговор не о первобытности, а о значительно более позднем периоде истории [см.: Семёнов Ю.И. Происхождение брака и семьи. – М., 1974, стр. 158-159].

Однако в монолитной сплочённости и обезличенности брачующихся сторон могла быть пробита брешь, могла  вспыхнуть искра индивидуализма.

В предыдущей главе мы говорили о взгляде, прежде всего, женском. Как вы думаете, что должны были излучать глаза женщины, пришедшей на брачную сходку? По всей вероятности, готовность к определённому действию, интерес к мужчинам, необходимую при осуществлении выбора внимательность. Вряд ли стоит объяснять, что могло бы случиться, если бы такой взгляд был перехвачен каким-либо мужчиной. Первобытный мужчина наверняка не смог бы устоять перед соблазном откликнуться на таящийся в женских глазах пусть осторожный и пассивный, но, тем не менее, сексуальный позитив. Достаточно было одной такой искры, чтобы воспламенить брачную сходку. Не трудно представить, к чему в считанные мгновения привела бы инициированная всего лишь одним перехваченным взглядом цепная реакция. И это – в условиях, когда мужчины численно превосходили женщин. От женского выбора, дуально-родового порядка, наконец, от социальности не осталось бы камня на камне.

Как можно было предотвратить такую, без всякой натяжки, социальную катастрофу? И кто это должен был сделать? Мне представляется, что эта задача имеет единственное решение. На линии взгляда должна была быть поставлена преграда. И эту преграду должна была поставить женщина. Причём, закрывая своё лицо, она должна была оставить небольшие отверстия, щели или какие-либо прорехи для наблюдения и осуществления выбора. Как раз такие маски мы видим на лицах некоторых венер. Имеется и более мягкий вариант решения задачи. Женщина могла участвовать в брачном обряде с наклонённой головой, исподлобья, незаметно для мужчин наблюдая за ними. Такому варианту соответствуют статуэтки со склонёнными головками. Впрочем, как показывает одна из последних находок (я имею в виду статуэтку из Холе-Фельс), венера вообще могла не иметь головы. Какой вариант мог быть реализован, зависело от местных условий и сложившихся традиций.

Одним из способов сокрытия лица, наряду с опущенной головой
или нахлобученной на глаза «шапочкой» (как у виллендорфской венеры),
было использование маски с прорезями для глаз (Дольни Вестонице,
Чехия, Моравия, 23-18 тыс. лет до н.э., обожженная глина, 11,4 см).

Таким образом, механическая блокировка женского взгляда, представлявшая собой материализацию первобытной тотальной обезличенности, давала возможность нормально, без эксцессов провести брачный обряд. Женщина первобытного общества была обезличена,  как в прямом, так и в переносном смысле, не только в обыденной жизни, но и в процессе соединения полов.

История не оставила нам свидетельств насчёт того, куда были устремлены во время брачного действа мужские взгляды. По идее на брачной сходке и мужчины не должны были в упор смотреть на женщин и даже обмениваться взглядами друг с  другом. На них ведь  тоже должен был распространяться свойственный первобытности принцип обезличенности. Глаза и взгляд – это «паспорт» индивида. В «беспаспортном» обществе социального равенства открытый взгляд должен был быть подавлен монолитом обезличивающего всех коллективизма. Так ли это было в действительности? Если история умалчивает о потупленных взорах мужчин, в том числе и на брачной поляне, то этнография даёт нам, как мне представляется, важнейшую информацию по этому вопросу. Оказывается, у ряда отставших в развитии народов под запретом находятся не только межполовые встречные взгляды, но и взгляды мужчин, направленные друг другу в глаза [см., например: Крейнович Е.А. Нивхгу. – М., 1973, стр. 266]. Так что в древности и мужчины, возможно, участвовали в брачном обряде с отведёнными в сторону глазами.

Что касается женщин, они прятали лицо и отводили взгляд не только в процессе отбора мужчин, но и, что очень вероятно, во время сексуального контакта. Почему я так считаю? Во-первых, обезличенность не могла быть избирательной, обязательной в одном общественном действии и необязательной – в другом. Являясь атрибутом первобытного строя, она должна была иметь место во всех проявлениях общественной жизни (а частной тогда просто не было), в том числе и в непосредственном соединении мужчины и женщины. Во-вторых, кроме логики и внешнего облика статуэток, в нашем распоряжении имеются и свидетельства практического толка. Поразительно, но даже в новое время и в наши дни в странах Персидского залива и на Балканах блюдущие традиции  женщины вступают в интимную связь со своими мужьями только с закрытыми лицами [Жена разводится после попытки мужа посмотреть на её лицо // URL: http://lenta.ru/news/2008/05/19/divorse/]. Дыхание древности ощущается и поныне.

Казалось бы, что можно выжать из отсутствия лица у древней статуэтки. Однако, если даже к «пустому месту» подойти комплексно и исторически, оно сможет рассказать немало интересного.

«Мелочь», от которой мы отмахнулись, наблюдая за встречей женщин-сорок и мужчин-ящериц, и в которой позже мы распознали какие-то нахлобученные на глаза шапочки, оказалась не авторским вымыслом, призванным придать рассказу занимательность, а реально существовавшим в древности важнейшим и эффективным средством нормализации брачного процесса. В работе исследователя вообще не должно быть мелочей.

Из вопросов, поставленных в первой главе, без ответа остался лишь один, касающийся женских атрибутов древних статуэток. Думаю, что о причинах выставления напоказ привлекательных для мужчин элементов женского тела после всего сказанного не стоит и говорить. Сексуально-отказное и сексуально-удовлетворяющее назначение фигурок исчерпывающе объясняет эту главную, и я бы сказал, целевую особенность их внешнего облика.

Завершая рассмотрение внешнего облика венер, не могу не заметить, что некоторые из них не безлики. Таковы, например, фигурки, найденные на сибирских стоянках Мальта и Буреть. К этой же категории, видимо, относятся и женские головки, обнаруженные в Бальци Росси (Италия), Брассанпуй (Франция) или Дольни Вестонице (Чехия). Почему же эти фигурки не укладываются в канон, на обоснование которого мы затратили столько сил? Может быть, они не являются знаками сексуального отказа? Да, это, может быть, именно так. Эти фигурки, возможно, знаменуют собой начавшееся уже тогда, приблизительно двадцать тысячелетий назад, отделение от сексуально-отказного назначения статуэток функции оберега. Через тысячелетия этот знак дорастёт до божества. Но эту тему мы поднимем одной из последующих глав.

Рассматривая древний брак, мы сосредоточили всё  своё внимание на его основной и соответствующей устоям первобытного общества дуально-родовой разновидности. Но сексуальные связи в то время осуществлялись и в более архаичной, постепенно сдающей свои позиции оргиастической форме. Такие связи также были в известной мере упорядочены. Дело в том, что в оргиях, как и в дуально-родовом брачном обряде, численный перевес практически всегда был на стороне мужчин. Именно поэтому упорядоченность и была необходима. Как были организованы оргиастические связи? Думаю, что в принципе так же, как и общение между двумя находящимися в брачном союзе родами. В оргиях также имел место групповой охват, использовались те же отказные методы и средства и дело происходило, скорее всего, на той же самой поляне. Древнейшие, ещё животного производства отказные куклы являются тому доказательством. В дальнейшем мы коснёмся древнейшей, дочеловеческой истории сексуального отказа.

Ранее мы заметили, что, кроме дуально-родового и оргиастического, в древности существовал ещё один тип половых связей. В рамках этого – третьего – типа сексуальное удовлетворение могли получить даже мужчины, постоянно отвергаемые женщинами, как при дуально-родовом брачевании, так и в оргиях. Что же это за сексуальные связи? Чем они обусловлены?

Такой тип связей восходит к древнейшему половому экспедиционному промыслу и в известном смысле представляет собой противоположность дуально-родового и оргиастического соединения полов. Эта противоположность состоит в том, что при соединении третьего типа группа женщин численно превосходит группу мужчин. Такое соотношение полов складывалось, когда небольшая группа мужчин, промышляя на значительном удалении от  стоянки, сталкивалась с женщинами другой родовой организации, не являвшейся  брачным партнёром рода мужчин-экспедиционеров (в редких, если не в редчайших, случаях аналогичная диспропорция могла возникнуть при дуально-родовом брачевании и в оргиях).

Встреча нескольких пришлых мужчин и местных женщин вполне могла перерасти в сексуальный контакт (на этот счёт имеются этнографические свидетельства) [см.: Семёнов Ю.И. Происхождение брака и семьи. – М., 1974, стр. 132-137]. Но поскольку в таком действии участниц было больше, чем участников, мужчины должны были отказывать каким-то женщинам.

Мужской отказ во всём, кроме одного, должен был быть аналогичен женскому.

Во-первых, он, как и женский, обязательно требовал овеществления. Вещь, вручаемая женщине, не могла быть тяжёлой, громоздкой и неудобной при переноске на большие расстояния. Эта вещь должна была (а вдруг представится случай) постоянно находиться у мужчины, но только не в руке. В длительном походе руки необходимы для других дел. Миниатюрное изделие удобнее всего было носить на шее (или, что менее вероятно, на поясе), и поэтому в нём, скорее всего, должно было иметься отверстие для шнурка.

Во-вторых, отказная вещица должна была блокировать потенциальную женскую конфликтность, обусловленную недостатком мужчин.

В-третьих, предмет, вручаемый женщине, призван был доставить ей сексуальное удовлетворение.

Единственное отличие мужского отказного средства от женского состояло в том, что вручаемая женщине вещь должна была быть для неё эквивалентом мужчины, а не женщины, как это было при женском отказе.

Как вы думаете, уважаемый читатель, что из археологических находок подходит под такое описание палеолитического... фаллоимитатора? Да, ничем другим мужской отказной предмет быть не может. Вы, конечно, слышали о древних фаллоимитаторах. В принципе я не открываю ничего нового. Разве что мы с вами заглянули в такие глубины истории, в какие ещё никто до нас в поисках подобного приспособления не заглядывал. Видимо, одними из самых вероятных кандидатов на роль мужского отказного средства являются, например, так называемые птички из сибирской Мальты. Присмотритесь к ним внимательно.

Такая «птичка», возможно, приходила на помощь
мужчине вдали от родной стоянки (Мальта,
Россия, Иркутская обл., бивень мамонта, 4,5 см).

Возможно, в интересующее нас время мужские вещи-отказы уже утрачивали своё первоначальное назначение и постепенно превращались в обереги. К тому же с ходом времени удельный вес периферийного полового промысла  падал, а дуально-родового брачевания – возрастал. Мужской отказ, уходящий своими корнями в глубокую архаику, становился всё более редким явлением.

Дело регулирования взаимоотношений полов всё более сосредоточивалось и в конце концов практически полностью сосредоточилось в женских руках. В мужских же руках при этом оказывались сексуально-отказные куклы. Вручение их «лишним» мужчинам, как мы выяснили, было абсолютно необходимым. В то же время вручения кукол было вполне достаточно для упорядочения половых отношений и обеспечения нормального течения жизни. Сексуально-отказная кукла, без всякого сомнения, представляет собой величайшее «изобретение» наших далёких предков. Вряд ли можно переоценить роль и значение этого миниатюрного эротического изделия. Если бы оно не появилось, наверняка не было бы и человечества.

Совершив с помощью «машины времени» путешествие в древние Костенки, мы с вами, уважаемый читатель, стали свидетелями брачного обряда, необходимым компонентом которого было использование миниатюрных эротических фигурок. Таким образом, без особых усилий нам удалось выяснить назначение палеолитических венер. Но мы доказали их сексуально-отказное назначение, что называется, на кончике пера. Ведь наше путешествие было мысленным. Теперь неплохо было бы подтвердить наши выводы живой практикой. Где мы её возьмём? Об этом и о самой практике, после подведения основных итогов главы, вы узнаете из последующих глав книги.

1. В этой главе, рассматривая дуально-родовой механизм в действии, мы попытались воспроизвести цепь событий древнего брачного обряда. Её важнейшим звеном, в плане выяснения назначения венер, оказалась встреча  относящихся к разным родам мужчин и женщин. В подавляющем большинстве случаев женская группа по своей численности значительно уступала мужской. Мы указали на причины такой диспропорции.

Ранее исследователи не обращали внимания на эту «мелочь», оказавшуюся ключом к решению загадки венеры каменного века.

2. Количественное несоответствие брачующихся мужчин и женщин таило в себе немалую опасность. Более того, оно несло в себе угрозу существованию человечества.

Чтобы избежать катастрофы, женщины должны были  решить триединую задачу. Женщинам, во-первых, необходимо было отобрать – в соответствии с критерием своего времени – мужчин для сексуальной связи, во-вторых, требовалось в зародыше погасить обусловленную их недостатком мужскую конфликтность и, в-третьих, надлежало сексуально удовлетворить отстранённых от реальных половых связей «сверхкомплектных» мужчин.

Человечество в лице женщин блестяще выполнило, казалось бы, невыполнимое. Спасительным средством – единственно возможным из множества вариантов! – стала сексуально-отказная кукла. На протяжении многих тысячелетий она являлась атрибутом как дуально-родовых брачных сходок, так и внутриродовых оргий.

3. Анимистическое мировоззрение наших далёких предков заставляло их видеть в кукле живого человека, женщину. Для женщин кукла была одной из сестёр, для мужчин – полноценной женщиной.

Таким образом, благодаря особенностям психики первобытного человека, камень, кость или дерево в форме миниатюрной и стилизованной фигурки оказались призванными выполнять ряд важнейших общественных функций.

4. Назначение венер позволило нам ответить на вопросы, касающиеся внешнего облика статуэток. Но мы не только объяснили, почему фигурки имеют небольшие размеры, почему у них редуцированы конечности и почему они столь эротичны. Одна из внешних особенностей статуэток помогла нам реконструировать весьма существенную деталь древнего брачного обряда. Безликость статуэток поведала нам о безликости и обезличенности участвовавших в брачном обряде женщин.

5. Наряду с дуально-родовым и оргиастическим соединением полов в древности практиковался и третий тип сексуальных связей. Коренным его отличием являлось обусловленное избытком женщин использование мужчинами своего, специфического отказного средства. Это средство было симметрично женскому. Возможно, мы указали на самый древний, из известных, фаллоимитатор.

6. К выводу о сексуально-отказном назначении венер мы пришли, разумеется, опираясь на артефакты, логическим порядком. Отделённые от наших палеолитических предков огромной толщей времени, мы  не могли непосредственно наблюдать отказное применение статуэток.

Теперь, чтобы сделать предложенную трактовку абсолютно неуязвимой, мы должны опереться на живую, реальную и  потому доступную исследователю практику. Такая практика имеется. Бόльшая часть нашей дальнейшей работы будет разворачиваться в практическом русле.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ