Глава VI

НАСЛЕДИЕ СОЛОМЕННОЙ КУКЛЫ

Времена меняются. На место старых заступают новые формы устройства общества, обновляются устаревающие общественные связи, изменяется быт и весь строй жизни людей. Замена старого новым, в сущности, представляет собой способ существования общества. Особенно сильно обновляется общество с переходом на новую, качественно отличную от старой, ступень развития.

Однако обновление никогда не бывает абсолютным. Зачастую даже самая радикальная общественная трансформация оказывается не в силах полностью подавить не укладывающиеся в новый порядок свойства, стремления человека, его природные задатки и черты. Мы это видели на примере женского выбора и отказа, которые, будучи существенно урезаны, тем не менее сумели выжить и сохраниться в крайне неблагоприятных для самореализации женщины условиях.

Выбор и отказ сохранились. Но в новых условиях изменился взгляд на них. Необходимый и действенный регулятор взаимоотношений полов в глазах людей стал злом, превратился в безнравственную и преступную измену. Время, зачастую до неузнаваемости, изменяет представления человека.

Отличное от прежнего бытие заставляет людей менять взгляды, наделяет их новыми вкусами и пристрастиями, формирует новые идеалы. У людей появляются соответствующие духу времени интересы. Иным становится поведение. И, что для нас сейчас особенно важно, изменяются оценки, даваемые людьми вещам и явлениям. Нередко то, что раньше являлось совершенно нормальным и считалось вполне нравственным, в новых социальных условиях рассматривается как нарушение порядка, вызов обществу и даже смертный грех.

На эксплуататорском отрезке истории вызовы моногамному порядку не ограничиваются одной только супружеской неверностью. Моногамная нравственность подрывается множеством больших и маленьких грехов, непосредственно связанных с полом. Так что, уважаемый читатель, нам есть чем заняться. Тем более, что от всех этих прегрешений ниточка тянется к исходному пункту нашего исследования – к специфике организации семейно-брачной и половой сферы первобытного общества, к древнему женскому отказу и его инструменту, кукле. Как мы договорились, в этой главе точкой отсчёта у нас будет соломенная кукла. Кстати замечу, что такая кукла, как мне представляется, появилась задолго до земледелия, возможно, на заре человеческой истории, а, может быть, и ещё раньше. Далее я приведу весьма убедительный довод в пользу древнего и древнейшего происхождения куклы из соломы.

Но прежде, чем заняться перебиранием грехов, подумаем, что же может считаться отступлением от канонов семейно-брачного и полового поведения в эксплуататорском обществе. Я полагаю, нам следует выделить три группы таких отступлений. Почему три? Судите сами.

Ячейкой и одним из важнейших атрибутов общества эпохи цивилизации является моногамная семья, основу которой в Европе составляет супружеская пара (моногамия, сущность которой заключается в подчинении женщины мужчине, знает и другие численные соотношения между полами, например, у скотоводческих кочевых народов). Следовательно, всё то, что разрушает пару (измена, о которой мы говорили, лишь подрывает, но не разрывает семью) или препятствует образованию семьи, вступает в противоречие с существующим общественным порядком. Вот вам первая группа отступлений от канонов.

Далее. Для каждой эпохи характерно определённое половое поведение. На эксплуататорском отрезке истории особые требования общество предъявляет к женщине, которая за порогом дома не должна проявлять себя как половое существо. Значит, все нарушения по этой части также являются отступлениями от принятых в обществе норм. Эти отступления мы объединим во вторую группу.

Наконец, мужчина, возвышающийся над женщиной, должен в глазах общественного мнения соответствовать обусловленной эпохой роли хозяина и господина. Мужчине эксплуататорского общества зазорно опускаться до уровня женщины и, тем более, уподобляться женщине. Ну а если такое или что-либо иное случится (например, «пустой секс», тогда как любому мужчине эпохи цивилизации, в отличие от занимающегося с куклой его далёкого предка, в принципе доступны связи с женщинами), разве это не нарушение сложившегося порядка? Соберём мужские отступления от моногамных канонов в третью группу.

Пожалуй, мы учли все возможные прегрешения. Что ещё существует в это время в интересующей нас сфере? Все половые страсти вертятся вокруг семьи, женщины и мужчины. Дети? Их внесемейное происхождение и бытие мы отнесём на счёт неосмотрительности женщины и ущербности семьи. Так что эти отступления от нормы прекрасно впишутся, соответственно, во вторую и первую группу.

Таким образом, мы можем приступить к наполнению очерченных нами групп отступлений от моногамных канонов.

В «семейной группе» прегрешений самым громким вызовом моногамному порядку, несомненно, является разделение супружеской пары, инициатором которого намного чаще, чем мужчина, выступает женщина. Как называют такую женщину? Это – соломенная вдова (тогда как её номинальный муж, но фактически уже не связанный с ней брачными узами мужчина, называется соломенным вдовцом, а раздельное существование сторон такой номинальной пары именуется соломенным вдовством).

Что же получается? Ключевое отступление от моногамных семейно-брачных канонов помечено «соломенным ярлыком». Может быть, такое наименование номинальных супругов не связано с нашей соломой? Нет, уважаемый читатель, связано, и мы с вами, таким образом, без лишних поисков, легко и просто выходим на «соломенную тему» и «соломенную лексику», анонсированную в конце предыдущей главы. Наименование вдовства при живом супруге своим происхождением действительно обязано той, «сексуальной», соломе, из которой когда-то делались отказные куклы. Впрочем, давайте во всём разберёмся по порядку. Но прежде выясним, что означает слово «вдова».

Слова «вдова», «вдовец», «вдовство» – отнюдь не русское изобретение. Словом того же корня называют женщину, оставшуюся без мужа, во многих других странах. Так в Польше – это wdowa, в Болгарии – вдовица, в Чехии – vdova, в Сербии – ÿдова, в Германии – Witwe, во Франции – veuve, в Италии – vedova, в Испании – viuda, в Румынии – văduvă... Обратите внимание, что приведённые в качестве примеров в общем-то модификации одного слова относятся к разным языковым группам. О чём это говорит? Только о том, что мы столкнулись с очень древним термином. Вдовы появились раньше, чем сформировались современные языки и народы. А раз так, время, видимо, стёрло первоначальное значение этого слова.

Так что же такое древняя «вдова»? Оказывается, «отделённая», «разлучённая». Вебстерский этимологический словарь связывает разноязычных «вдов» с латинским глаголом videre – разделять, отделять. Но истоки интересующего нас слова находятся ещё глубже. В том же словаре упоминается и древнейшая «отделённая» – санскритская vidhavā. Интересно, что и в ряде современных языков женщину, оставшуюся без мужа, «понимают», что называется, по старинке. Так, скажем, латышская «вдова» (atraitne или atraikne) явно находится в родстве с глаголом «отвергнуть» (atraidit).

Итак, «вдова» означает «отделённая», «разлучённая». А как в древности происходило отделение мужчины от женщины? Мы знаем, что с помощью куклы. Получив куклу, мужчина оказывался отделённым как от настоящей женщины, так и от настоящего полового контакта (правда, занимаясь с куклой, сам он так не считал). Женщина же, отказав в ходе брачной игры лишнему и не удовлетворяющему женским требованиям мужчине, обязательно находила себе подходящего партнёра (как мы помним, на брачных сходках в подавляющем числе случаев имел место избыток мужчин). От реального отделения от представителя противоположного пола женщину практически на сто процентов страховал групповой брак. Так что объективно отделённость мужчины от женщины была совершенно иной по сравнению с женской отделённостью. Если под отделённостью (вдовством) понимать отстранение от реальной половой связи, то первыми реально отделёнными, первыми вдовцами были мужчины, а не женщины.

Если же в брачном действе фигурировала соломенная кукла, то мужчина, будучи отделённым от женщины соломой, оказывался соломенным вдовцом. Женщина, отделяясь от мужчины той же куклой, конечно, тоже являлась соломенной вдовой, но вдовой формальной, не лишающейся полноценного сексуального удовлетворения (с другим мужчиной). Такое её вдовство (отделение) лишь указывало на факт и технику отбраковки одáренного ею мужчины.

Первобытное вдовство не заключало в себе ничего антисоциального. Оно было вдовством только в смысле отделения и не влекло за собой никаких социальных последствий. Первобытное вдовство являлось всего лишь возможностью настоящего соломенного вдовства, которое могло развернуться только в эксплуататорском моногамном обществе.

Замечу, что первобытное вдовство ни в коем случае не было связано, как связано нынешнее вдовство (не соломенное), со смертью. Супруга в современном понимании этого слова в то время просто не было. Брак был групповым, смерть отдельного человека вообще никак не отражалась на брачной сходке и не была с ней связана, и отделение мужчины от женщины являлось, если можно так сказать, разовым.

Только позже, с разворачивающимся переходом к классовому (эксплуататорскому) обществу и моногамной семье, когда брачные сходки становились историей и брак всё более индивидуализировался, реально отделённой всё чаще оказывалась и женщина. Если инициатива разделения исходила от неё, она по традиции вручала мужчине (теперь мужу-партнёру, с которым она составляла переходную к моногамной парную семью) соломенную куклу или пучок соломы (на этом этапе общество вступает в век земледелия, в век соломы). Это не означало, что отвергнутый муж должен был заниматься «соломенным сексом» – на данном уровне развития отказной предмет утрачивает функцию сексуального удовлетворения мужчины. Это означало, что теперь уже и женщина, лишившись сексуально-брачной гарантии, обеспечиваемой ранее групповым браком, вполне могла оказаться, не найдя себе пары, реальной соломенной вдовой.

Так со сменой первобытного строя эксплуататорским номинальные (формальные) соломенные вдовы всё более становятся реальными соломенным вдовами. В это время название «соломенная вдова» прочно прикрепляется к отделившимся женщинам. Таким же ярлыком наделяются и получившие отставку мужчины.

Соломенное вдовство обязано своим происхождением куклам, сделанным из пучка
соломы (Тамбовская губ., конец ХIХ в., солома, лоскуты, плетение, 22,0 – 23,5 см).

Если же инициатива «развода» исходила от мужчины, то, возможно, и в этом, достаточно редком, случае к бывшим «парным супругам» прикреплялось какое-то название. Теоретически оно должно было быть связанным с предметом мужского отказа (на такие предметы я указал в третьей главе). Впрочем, если подобное название и существовало, оно определённо было подавлено и замещено более мощной женской «соломой».

Бежит вперёд время. Общество всё ближе подходит к черте, за которой эксплуататорские отношения воцаряются полностью и на несколько тысячелетий. Женщина всё более подпадает под власть мужчины. Она лишается инициативы развода. Она уже не может открыто выступить против неугодного ей супруга и не может выдать ему куклу или пучок соломы. Всё это может иметь самые тяжёлые последствия. Но она может просто уйти. Уйти со ставшим меткой разделения словесным ярлыком, оставив такой же ярлык своему мужу, ставшему теперь, в условиях полной моногамии, как и она, если можно так выразиться, законченным в своей исторической эволюции соломенным вдовцом (впрочем, и мужчина может покинуть жену, наделив и её и себя тем же статусом и теми же названиями).

Слова очень живучи. Эти названия переживут соломенное подношение, некогда разделявшее мужчин и женщин. «Соломенная вдова» и «соломенный вдовец» будут жить в «соломенных языках». Это – slomiana wdowa у поляков, сламена вдовица у болгар, slamĕna vdova у чехов, солом’яна вдова у украинцев, Strohwitwe у немцев, veuve de paille у французов, vedova di paglia у итальянцев, văduvă de paie у румын, salmu atraitne у латышей...

Вы спрόсите, читатель, почему в моём перечислении отсутствуют, к примеру, англичане? Не допустил ли автор небрежность? Нет, не допустил. На Британских островах нет «соломенной вдовы». Для исследуемого нами состояния там используется другой термин. Англия – всё-таки северная страна. А до сих пор мы говорили о странах Средней и Южной Европы. Земледелие в тёплых краях было освоено сравнительно рано, и вместе с ним ключевые позиции в отказном обряде заняла соломенная кукла, а позже – просто солома. Именно поэтому определённую группу стран и языков я отнёс к категории «соломенных». Что же тогда представляет собой в этом плане Англия? К какой растительной категории мы отнесём английский язык? На этот вопрос отвечает сам английский язык. В Англии женщину, живущую отдельно от мужа, называют травяной вдовой (grass widow). Следовательно, английский язык в интересующем нас плане мы можем назвать травяным. Аналогичные обозначения для вдов при живом муже мы встречаем, к примеру, в Нидерландах (grasweduwe), Дании (græsenke), Швеции (gräsänka), Норвегии (grassenke). Не трудно предположить, что в этих – северных, холодных, «несоломенных» – странах в отказном брачном обряде эквивалентом южной соломенной куклы была кукла, сделанная из травы. Содержание явления, как видим, единообразно для всех народов, а вот формы, и это естественно, разнятся в зависимости от местных условий.

Куклы из травы, подобные этой стригушке, в древности вязали
не только на Британских островах или в Скандинавии, но и в Восточной
Европе (Украина, трава, ок. 30 см, реконструкция, изг. Е.Васильева).

Такова краткая история «соломенной вдовы».

Но эта история имеет продолжение, и даже не одно. Сейчас мы займёмся словами, порождёнными этой идиомой, но сначала сделаем, как мне представляется, одно весьма важное замечание. Оно касается травяной куклы. Эта заготовка сослужит нам свою службу в заключительной главе.

Ранее мной была отмечена связь соломенной куклы с земледелием. Как было сказано, с освоением земледелия и наступлением века соломы такая кукла стала едва ли не самым распространённым отказным средством. Что касается доземледельческого периода, я предположил, что и в то время использовались подобные куклы. Однако это я никак не аргументировал. Тогда доводов в пользу данного предположения у меня ещё не было. Сейчас аргумент, подтверждающий доземледельческое происхождение таких кукол, появился. Бытование травяной куклы (а на это указывает ведущая от неё свою родословную «травяная вдова») показывает, что ещё до освоения земледелия производились, и, видимо, в немалом количестве, куклы из растительных материалов, представляющие собой в общем-то связку стеблей каких-то растений. Такие – растительные – куклы могли изготавливаться и из соломы дикорастущих растений, например, практически повсеместно распространённого камыша. Понятно, что временных ограничений для производства растительных кукол не существует. Куклы в виде связки стеблей могли производиться, наряду с твёрдыми венерами, и десятки тысячелетий назад.

Вернёмся к теме главы. Итак, какие же продолжения имела история «соломенной вдовы»? Пока укажу на два из них.

Первое касается детей соломенных вдов и вдовцов. Наследуя не укладывающийся в бытующий семейно-брачный канон статус своих родителей, в ряде мест они получают и соответствующие словесные реквизиты. Так, например, в Пинежском районе Архангельской области дети соломенного вдовца и в наши дни называются окружающими соломинками [см.: Словарь русских народных говоров. Вып. 39. – СПб., 2005, стр. 293]. Видимо, поскольку это дети, такое название несёт в себе известную долю жалости. Но в то же время оно является и характеристикой определённой маргинальности. Ведь, как уже говорилось, внесемейное существование в это время расценивается как серьёзное отступление от нормы. Поэтому и все слова «соломенного лексикона» приобретают в таких условиях оттенок осуждения и пренебрежения.

Вторым продолжением истории «соломенной вдовы» является появление на основе этой идиомы некоторого круга слов-синонимов. Люди склонны сокращать длинноты, разнообразить слова, придавать им свойственный какой-либо местности колорит. Не удивительно, что от «соломенной вдовы» и «соломенного вдовца» отпочковывается известное число областных, а иногда даже и районных, слов и выражений. Скажем, на Урале, в Алапаевском районе Свердловской области женщину, не живущую с мужем, называют соломенкой. В Архангельской и Омской областях соломенную вдову кличут просто соломой. Впрочем, точно так же там называют и отделившегося (или отделённого) от неё супруга. А в Брейтовском районе Ярославской области такие женщина и мужчина именуются соответственно соломенницей и соломенником [см.: Словарь русских народных говоров. Вып. 39. – СПб., 2005, стр. 290-293].

Это продолжение интересно и с другой точки зрения. Слова, которые я только что назвал, представляют собой не только статусное обозначение. Они являются ещё и прозвищами. Так называли людей и так иногда к ним обращались. А от прозвищ, как известно, на определённом историческом этапе образуются фамилии. Посмотрите, например, в «Энциклопедии русских фамилий» Т.Ф. Вединой, каково происхождение фамилии «Соломин»? Этот автор считает, что данная фамилия обязана своим происхождением той соломе, которая в старину употреблялась на корм скоту, в качестве строительного материала и как основа для изготовления тюфяков [см.: Ведина Т.Ф. Энциклопедия русских фамилий. – М., 2007, стр. 407]. Куда, казалось бы, естественнее (я уж не говорю, что это было бы правильно) искать исток этой фамилии в Соломе-прозвище. Но, видимо, Ведина об этом не ведает. Ну а мы теперь без труда сможем объяснить происхождение их фамилий и Соломиным, и Соломенниковым, и Соломенцевым и другим потомкам людей, некогда разрушивших моногамную ячейку общества. Кстати, от женихов-неудачников и обманутых мужей тоже тянется целый шлейф фамилий, образованных от прозвищ. Должен сказать, что в далёкие годы предки Голиковых, Репиных, Гущиных, Опариных, Рогалёвых... явно не стяжали славы на поприще сватовства и в деле поддержания устоев домостроя. Что ж, и к делу объяснения фамилий тоже требуется исторический подход.

Вы не забыли, читатель, что мы занимаемся первой группой отступлений от канонов семейно-брачного и полового поведения в эксплуататорском обществе? Поговорив о разрушении семьи и «соломенных» названиях её разрушителей, перейдём теперь, если можно так выразиться, к несозданию моногамной ячейки.

В принципе, между человеком, разбившим семью и не создавшим её, когда вроде бы пора это сделать, нет большой разницы. Игнорирование брака и в том и в другом виде не может поощряться и не поощряется в обществе, разбитом на пары. Следовательно, для тех, кто увиливает от брака, нет нужды выдумывать новые наименования – вполне можно воспользоваться уже имеющимися. Действительно, обладателями «соломенных этикеток» становятся и воздерживающиеся от брака. К примеру, на Севере и Северо-Западе России неженатого мужчину часто называли соломенником, а, скажем, русские, живущие в Грузии, засидевшуюся в девках ещё и сейчас именуют соломенной девой (между прочим, распространение идиомы на старую деву представляет собой ещё одно, у нас – третье, продолжение истории «соломенной вдовы»). Понятно, что это далеко не лестная характеристика [см.: Словарь русских народных говоров. Вып. 39. – СПб., 2005, стр. 292-293].

Как уже говорилось, наряду с соломой злаковых растений, в качестве отказного средства в ход шла и гороховая. Такая солома на определённом этапе, как и злаковая, стала использоваться женщиной для размежевания пары. Известная нам логика в конце концов сделала гороховину и меткой несоздания семьи, причём кое-где не только на словах. По данным Т.А. Агапкиной, в Польше в Пепельную среду не успевших вступить в брак парней и девушек били кнутами, сплетёнными из гороховой или житной соломы, а в последний день масленицы замужние женщины (в древности именно женщины вручали мужчинам знак сексуально-брачной невостребованности) гонялись за не женившимися в мясоед парнями и пытались надеть на них гороховые венки [см.: Агапкина Т.А. Мифопоэтические основы славянского народного календаря. Весенне-летний цикл. – М., 2002, стр. 208, 241-242].

Известны случаи, когда невступление в брак отмечалось такими отказными по своему происхождению средствами, как, например, репа или корзина. Эти метки «брачных уклонистов» (и источники своей информации) называет Е.Л. Березович [см.: Березович Е.Л. Язык и традиционная культура. – М., 2007, стр. 257, 263]. Ну а о «наказании» за нерасторопность и увиливание от брака колодкой вы уже знаете, читатель. Это средство и соответствующая ему идиома («волочить колодку») упоминалось в четвёртой главе.

Корзина необходима не только для переноски и хранения продуктов – в старину её
вручали тем, кто медлил со вступлением в брак (Украина, ХIХ в., прутья, плетение, 45 см).

Вторую группу отступлений от моногамных канонов составляют женские грехи. Без всякого сомнения, серьёзнейшим из них считается внебрачная беременность (я, как и прежде, говорю не о сегодняшнем дне с его значительными послаблениями, а о растянувшейся на несколько тысячелетий эксплуататорской эпохе). Входит ли внебрачная беременность в круг «соломенных» явлений? По идее, должна входить, ибо и она подрывает существующий моногамный порядок. Мы вправе ожидать переноса соответствующих меток с разрушителей семейной ячейки на женщину, зачавшую и вынашивающую ребёнка вне брака. Действительно, обратившись к практике, мы видим, как «замешанные на соломе» идиомы, зачастую существенно видоизменяясь, распространяются на всё то, что пусть непосредственно не связано с разрушением или несозданием семьи, но тем не менее весьма и весьма этим чревато. Внебрачная беременность в числе отмеченных идиомами антисемейных деяний занимает видное место.

Приведу пару примеров. Так, в Виноградовском районе Архангельской области о женщине, забеременевшей и родившей вне брака говорили: «Горошку объелась, принесла оскрепётка». Аналогичная идиома была распространена и в Сибири [см.: Словарь говоров Русского Севера. Т. 3. – Екатеринбург, 2005, стр. 111; Словарь русских народных говоров. Вып. 7. – СПб., 2002, стр. 66]. Известно, что объедание горохом округляет живот. Но идиома «горошку объесться» явно не связана с газообразующими свойствами гороховой каши или внешними признаками беременности как таковой. Эта идиома-каламбур представляет собой «воспоминание» о той гороховой соломе, которая во времена пáрного брака использовалась женщиной как разделительное средство. Ведь эта идиома употребляется не после плотного обеда, а исключительно в том случае, когда речь идёт о забеременевшей вне брака женщине. А использование гороховой соломы (гороховины) для отделения от мужа указывает на то, что когда-то, возможно, существовали и гороховые вдовы, как, разумеется, и гороховые вдовцы.

Высказанный мной взгляд на «гороховую беременность» подтверждается и белорусским обычаем надевать гороховый венок на женщину, родившую вне брака [см.: Коваль В.И. Восточноевропейская этнофразеология: деривация, семантика, происхождение. – Гомель, 1998, стр. 94-95].

Что касается рождённого вне брака ребёнка, то и для него в народном лексиконе имеется «соломенный ярлык». К примеру, в Ярославской области девочку, рождённую вне брака, до сих пор называют соломенницей, а мальчика – соломенником. Понятно, что эти слова имеют негативный оттенок [см.: Словарь русских народных говоров. Вып. 39. – СПб., 2005, стр. 293].

Другой, уже не такой серьёзный, женский грех – фривольное, вызывающее поведение. Не надо объяснять, что таковое совсем не способствует семейной жизни. Связана ли фривольность с соломой? Оказывается, да. В средневековой Франции женщинам за провинности, касающиеся женской чести, на голову надевали соломенную косу. Наказание косой налагалось за такие прегрешения, как слишком большой вырез платья или же, например, походка, которая могла быть соблазнительной для мужчин. Видимо, на этот случай существовала и соответствующая идиома.

В средневековой Франции женщина была поставлена
перед выбором: скромность или соломенная коса (Франция,
конец ХVI в., льняная солома, 80 см, макет).

Следующий грех – взгляды «в сторону» и мимолётное любовное увлечение. И это отступление от моногамной нормы также отмечено «соломенными» идиомами. Я ограничусь тремя примерами, но, заметьте, они взяты из языков, весьма удалённых один от другого. Во всех трёх идиомах обыгрывается любовное увлечение, мимолётная вспышка сексуального чувства. В таком случае французы говорят «feu de paille», немцы – «Strohfeuer», а поляки – «slomiany ogien». Как же переводятся на русский язык эти выражения? Оказывается, совершенно одинаково: «соломенный огонь» (или «соломенная вспышка»). Комментарии, как говорится, излишни. Справедливости ради надо отметить, что данные выражения используются для характеристики не только увлечения незамужней женщины (любовное увлечение замужней женщины граничит с изменой, если ей уже не является), но и лёгкого романчика холостяка и мужчины, находящегося в браке. Впрочем, эксплуататорская мораль позволяет на такие мужские шалости смотреть сквозь пальцы.

Но есть такие мужские «странности» и «забавы», к которым общество относится не столь терпимо. Таким образом, мы переходим к мужским аномалиям. Разумеется, и они не миновали «соломенного» клеймения.

В первобытном обществе, как мы выяснили, известная часть мужчин была отстранена от сексуальных связей с женщинами. На брачной поляне такие мужчины занимались суррогатным сексом, манипулируя куклами. Иначе говоря, они мастурбировали. Свидетельством этого является полировка, нанесённая мужскими руками на поверхность древних отказных статуэток. К тому же первобытные мужчины практиковали, как бы мы сейчас сказали, оральный секс с юношами, готовившимися к инициации. Тогда это расценивалось как наделение подрастающего поколения мужскими качествами. И в том и в другом случае мужчины мастурбировали в отсутствие женщин. В то время такое удовлетворение было совершенно нормальным.

Эпоха цивилизации перевернула представления людей в этом вопросе. В эксплуататорском обществе суррогатный секс был вынесен за пределы нормы. Молодое поколение теперь могло взрослеть, вполне обходясь без архаичного «вливания мужественности». А что касается мужчин, на этом этапе истории все они, в принципе, могли быть удовлетворены женщинами, во-первых, в семье, благодаря дроблению общества на моногамные ячейки и, во-вторых, на худой конец, пользуясь услугами проституток. Поскольку «пустой секс» сделался аномальным, он, как и другие не укладывающиеся в моногамные рамки деяния, по идее, должен был получить «соломенную маркировку». И он её действительно получил. Слова, обозначающие непотребные по меркам нового времени действия, стали идиомами.

Что же это за идиомы? Чтобы познакомиться с ними, мы перенесёмся в Латинскую Америку. Испаноязычный мир является заповедником «суррогатно-соломенной» лексики.

По-испански, солома – paja. Но точно так же в Аргентине, на Кубе, в Мексике, Колумбии, Панаме называют, правда, не на публике, и мужское сексуальное самовозбуждение. На Кубе, в Мексике и Колумбии синонимом этого словечка является «pajuela» (в Колумбии употребляют и форму «pajuelo»). А вот в Бразилии соломой (на бразильском диалекте португальского: porra) называют не процесс, а в известном смысле результат этого действия – сперму. «Заниматься мастурбацией» во многих латиноамериканских странах звучит как «hacerse la paja» (букв.: заниматься соломой) или «hacer la paja» (букв.: делать солому). В Панаме то же самое выражают и одним словом – «pajerse», что можно перевести на русский язык как «соломениться». Не обойдён вниманием латиноамериканцев и человек, практикующий такие занятия. Например, в той же Панаме его именуют «pajiso».

На эксплуататорском отрезке истории в круг «соломенных» явлений втягивается всё то, что не укладывается в каноны семейной, моногамной нормы и морали, всё то, что можно назвать сексуально-аномальным. Однако где границы этого круга? У каждого народа они свои. С точки зрения латиноамериканцев, и женоподобный мужчина находится в этом круге. Например, на Кубе такого называют «pajarito». Что же тогда говорить о мужчине специфической сексуальной ориентации. На кубинском жаргоне такого человека именуют «pajaro».

Приведённые мной идиомы не являются изобретением латиноамериканцев. Во времена колонизации они были «экспортированы» в Новый Свет испанцами. Языки изменяются, и за несколько столетий каждая из двух испаноязычных ветвей «соломенной» лексики приобрела определённое своеобразие. Например, по-испански (в данном случае я имею в виду не язык, а страну) «мастурбировать» звучит как «pajear», «заниматься мастурбацией» – как «pajearse», а человека, предающегося такому занятию, в Испании называют... Впрочем, я чуть-чуть придержу это слово. Интересно, что незнание его смысла обернулось немалыми потерями для... одного автомобильного гиганта.

Вы наверняка видели на улицах машину, на которой крупными буквами сверкает слово «pajero». Честно говоря, не знаю, как понимает это слово создатель автомобиля – японский концерн Mitsubishi. Видимо, как что-то означающее силу, смелость и красоту. Но вот беда, эта марка не находит сбыта ни в Испании, ни на латиноамериканском рынке. Вы, конечно, догадываетесь, почему. В Испании «тёзкой» автомобиля является человек, занимающийся мастурбацией. А в Латинской Америке, где, насколько я знаю, не бытует такое слово, возникают, как мне сказал один мой панамский коллега, ассоциации.

Машину со столь неприличным названием вы не увидите в
испаноязычных странах (Санкт-Петербург, Россия, 2009 г.).

Эти ассоциации больно ударили по производителю. Тогда японцы срочно переименовали машину. Для Латинской Америки её стали выпускать под маркой «montero» («конный охотник»). Однако в концерне Mitsubishi, видимо, и на этот раз не оказалось толстого испанского словаря, и... у латиноамериканцев появились новые ассоциации. Ведь, например, в Боливии словом «montera» называют шляпу индейца, а в Гондурасе – и вовсе попойку. Так что знание идиом представляет не только академический интерес. Иногда на первый план выступает и интерес экономический.

Что касается нас с вами, уважаемый читатель, надеюсь, мы более или менее удовлетворили свой познавательный интерес, окинув взглядом достаточно представительную «соломенную» лексику, маркирующую различные отступления от канонов семейно-брачного и полового поведения в эпоху цивилизации. Вроде бы можно подводить итоги. Но я хочу вам предложить одно небольшое дополнение. Предлагаемый вашему вниманию сюжет дополнит и данную главу, поскольку он касается ещё одного отступления от половых канонов, правда, не эксплуататорского общества, а пережившей своё время первобытности. И одновременно он будет дополнением к предыдущей главе, где речь шла, в частности, о добрачных взаимоотношениях полов.

Как уже говорилось, в любом историческом укладе всегда найдутся вкрапления глубокой старины. Некоторые пришельцы из далёкого прошлого, доживая свой век в виде рудиментов, тихо отмирают. Другие, и о таких явлениях речь шла в настоящей главе, существуют на правах изгоев, находясь в конфликте с установившимся порядком. Третьи, видоизменяясь и приспосабливаясь, вживаются в ткань существующего уклада, становятся его неотъемлемой частью. Понятно, что какие-либо отступления от таких обновлённых старых реалий (норм, обычаев, порядков) не могут рассматриваться людьми как что-то естественное и нормальное. Этим отступлениям люди дают оценки, зачастую превращающиеся в идиомы. Идиоматическим выражениям, представляющим собой негативную оценку определённого отступления от одной нормы полового поведения (и человека, не вписавшегося в эту норму) мы и уделим немного внимания. Все идиомы, с которыми мы сейчас познакомимся, связаны с первобытным взаимодействием полов и несут в себе указание на то, что на древних брачных сходках все женщины должны были вступать в сексуальные отношения с мужчинами. Так что, и с этой точки зрения, данное дополнение будет нам полезно.

О каком отступлении идёт речь? Что это за идиомы? Сейчас увидите.

Представьте себе девушку, пришедшую на танцы или игры и не принявшую в них участия. Разве это нормально? Разумеется, нет, и окружающие с неодобрением комментируют такую ситуацию. Неплохую подборку идиом на этот случай вы можете найти в книге И.А. Морозова и И.С. Слепцовой «Круг игры» [см.: Морозов И.А., Слепцова И.С. Круг игры. Праздник и игра в жизни севернорусского крестьянина (XIX–XX вв.). – М., 2004, стр. 176].

Как же люди говорят о такой девушке? По-разному. Например, в Вологодской области бытуют такие выражения: «с корягой домой ушла», «сосну поволокла» (имеется в виду ствол с отходящими от него под углом сучьями), «яблошника наелась», «с горόховиком ушла» (яблошником и горόховиком на Русском Севере называют небольшие пироги и ватрушки соответственно с картошкой и варёным горохом), «ушла домой с сайдόй», «все сайдý с собой унесла». Что означают такие разные идиомы?

Нет, они отнюдь не разные, точнее, они различаются лишь формально, по сути они абсолютно идентичны. Что такое «коряга», «рогатая сосна», «яблошник» и «горόховик»? Всё это – поистёртые и потерявшие своё былое смысловое наполнение этикетки женского интимного места. А «сайда» – его и ныне употребляемое наименование. Выходит, девушка ушла домой с этим самым местом, и жаль, что... его не использовала. Какая же тут логика, и есть ли она вообще? Да, есть, и логика эта историческая. Ведь в древности женщины приходили на брачные сходки именно с целью своей полной сексуальной реализации, с целью, так сказать, использования. А современные игры, танцы, праздники выросли из сексуальных, брачных сходок и не из чего более.

Так какое отступление от нормы осуждается этими идиомами? Да, совершенно верно, сексуальная нереализованность (её оборотной стороной является сексуальная невостребованность), выступающая в наше время в виде неучастия в танцах и играх.

Данные идиомы, как и «соломенные», появились во времена парного брака. Тогда сексуальное взаимодействие полов, перемещаясь с брачной поляны в складывающуюся семью, отделялось от игрищ. В это время на утрачивающей брачное назначение поляне всё более требовалась не сексуальная реализация, а, если можно так сказать, игровая. Если же девушка (впрочем, это касается и парня) оказывалась в стороне от игр и забав, её положение определённым образом и на ещё понятном тогда языке, но уже в переносном смысле, характеризовалось окружающими. Этот язык, в виде идиоматических выражений, некоторые из которых я привёл, дожил, уже совершенно непонимаемый, и до наших дней.

Между прочим, данные идиомы показывают, что корягой, яблошником, горόховиком, а также мутовкой, клином, рогаткой, преснухой, рыжиком и т.д. в своё время называли не только вещи, похожие на сексуально привлекательные места женщины, но и сами эти места. Так что, занимаясь вещным отказом, мы не ошиблись, связав различные предметы с женской телесностью. Аргумент, подтверждающий нашу правоту, пришёл, в виде ряда идиом, с танцевальной площадки.

Идиомы, если к ним подойти исторически, если ими заниматься в контексте развития и в связи со всеми сторонами жизни, могут многое поведать о прошлом. Зачастую только язык хранит в себе информацию о давно минувших днях. Несомненно, в двух последних главах он нам оказал большую услугу. Но нам надо идти дальше, и здесь с удовлетворением мы должны попрощаться с исторической лингвистикой.

 Но прежде, чем поднять следующую проблему, сформулируем итоги главы. Что же мы сделали, взяв в разработку, казалось бы, узкую – «соломенную» – тему?

1. Продолжая исследовать взаимоотношения полов на эксплуататорском отрезке истории, мы рассмотрели, вслед за супружеской и любовной изменой, целый ряд больших и маленьких отступлений от норм моногамного порядка. Эти отступления были объединены нами в три группы. Такая группировка была обоснована.

В первую группу вошли прегрешения, состоящие в разрушении и несоздании семьи, во вторую – нарушения женщиной надлежащего полового поведения, в третью – мужские грехи.

2. Все отступления от семейно-брачных и половых канонов эксплуататорского общества, а мы рассмотрели практически весь их списочный состав, имеют свою метку-идиому. В подавляющем большинстве таких идиом фигурирует «солома». Таким образом, выбор «соломенной темы» оказался весьма выигрышным и, надеюсь, плодотворным.

Мы выяснили, что присутствие в идиомах этого ряда «соломы», во-первых, обусловлено в конечном счёте древним женским сексуальным отказом и его инструментом – куклой, во-вторых, является не произвольным и случайным, а, напротив, представляет собой закономерное следствие широкого использования в женском отказе соломенной куклы и, далее, пучка соломы и, в-третьих, в условиях эксплуататорского общества придаёт идиоматическим выражениям характер осуждения и издёвки.

3. Все рассмотренные нами отступления от моногамного регламента подтвердили закон, согласно которому в семейно-брачной и половой сфере эксплуататорского общества осуждению подвергается всё то, что было вполне нормальным и нравственным в прежнюю, первобытную эпоху.

Одна эпоха сменяет другую, и точно также сменяется вырастающая из бытия мораль. Эта смена нравственных оценок имеет объективных характер и не является предметом критики.

4. Нам удалось найти истоки и объяснить смысл исходной идиомы «соломенного семейства».  Как было показано, «соломенная вдова» (как и «соломенный вдовец») родилась в процессе женского отказа на этапе парного брака и семьи. Тогда, с освоением земледелия массовым инструментом женского отказа и отделения от мужа (вдова значит «отделённая») стала соломенная кукла и, позже, – пучок соломы. Отделённая от мужа подношением соломы женщина стала соломенной вдовой.

Будучи в условиях парного брака нормальным явлением, «соломенное отделение» превратилось на моногамном отрезке истории в неодобряемую общественным мнением аномалию.

5. В странах, где земледелие появилось сравнительно поздно, эквивалентом «соломенной вдовы» является «травяная вдова». Эта идиома позволила нам прийти к выводу, что растительная отказная кукла, в принципе, не связана с земледелием и поэтому вполне могла производиться и использоваться в женском отказе даже на заре человеческой истории.

Это ценное заключение будет использовано нами в дальнейшем.

6. В дополнение к главе мы обратили внимание на ряд идиом, характеризующих невостребованность девушки на сборах молодёжи (мы не коснулись невостребованности парня, поскольку она, сопровождаемая соответствующими идиомами, по сути дела является аналогом невостребованности девушки).

Таким образом, в добрачном сегменте половых взаимоотношений вслед за любовью и изменой мы обнаружили ещё один элемент – невостребованность (и её другую «половину» – нереализованность). Картина добрачных взаимоотношений полов приобрела теперь законченный вид.

7. Попутно мы обзавелись аргументом, подтверждающим нашу правоту в деле оценки отказных предметов как аналогов и заместителей сексуально привлекательных частей женского тела. Ведь раньше сексуально привлекательные части женского тела назывались людьми так же, как и вещи, сделавшиеся отказными. Причиной использования в отказе этих вещей стала не только их внешняя похожесть на предмет замещения, но и определённая смысловая тождественность натуры и суррогата.

Мы убеждаемся ещё раз, что женский отказ генетически связан исключительно с сексуальным замещением натуры суррогатом.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ