Глава VIII. СОВРЕМЕННАЯ НАУЧНО-ПРАКТИЧЕСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ

В нашем мире всё смертно. Любое явление (любая вещь) имеет начало и конец. Таков закон вселенского бытия.

Если явление, образно говоря, насажено на стрелу прогресса, его схождение с исторической сцены всегда оказывается преобразованием, переходом в иное, более высокое качественное состояние.

В этой главе предметом нашего внимания является переход в иное качество человеческой трудовой деятельности, смена разделённого и поляризованного (на теоретический, научный и практический) общественного труда трудом соединённым, комплексным. Другими словами, нам предстоит заниматься становлением коммунистического типа труда, который (труд), как мы знаем, служит средством освоения природы. Думаю, понятно, что историческим местом перехода труда в качественно иное состояние является коммунистическая революция.

Является ли этот переход революцией в составе коммунистического переустройства мира, а если да, в чём состоит специфика, а она имеется, такой – «трудовой» – революции?

На первую часть этого вопроса, вообще-то говоря, я уже ответил, ответил утвердительно, ещё не начав главу, ответил её заголовком. Надеюсь, ознакомившись с моей аргументацией, вы не станете возражать против такой, пока голословной, квалификации перехода труда в более высокое качество.

Что касается специфики революции, содержанием которой является радикальное преобразование человеческого труда, сейчас мы ею (спецификой) займёмся. Но прежде я опять привлеку ваше внимание, читатель, к названию главы. Вы понимаете, что название не соответствует заявке на рассмотрение современной «трудовой революции»?

Мы знаем, что революции следует именовать по названию утверждаемого ими порядка, в нашем случае – по названию свойственного коммунизму типа общественного труда. Этот тип, если кратко, мы назвали постнаукой/постпрактикой. Следовательно, интересующую нас революцию мы должны называть постнаучно-постпрактической. Что же касается научно-практической революции, то таковая принадлежит эксплуататорской революции, лежащей на стыке первобытного и эксплуататорского периода человеческой истории [О присвоении имени революции речь шла во второй главе «Коммунистической революции».].

Почему современной «трудовой революции» я присвоил чужое имя? Конечно, не без причины.

Взяв в руки книгу, человек оценивает её, так сказать, на пригодность для чтения. Потенциальный читатель (или нечитатель) знакомится с аннотациями, листает книгу, выхватывает какие-то отрывки и обязательно (может быть, я сужу по себе) уделяет внимание оглавлению. А там – «постнаучно-постпрактическая революция»! Меня подобная абракадабра заставила бы отказаться от чтения. Я считаю, лучше назвать неправильно (и более или менее благозвучно), чем отвратить читателя.

Так что, давайте договоримся, что у нас под шапкой «научно-практическая революция» фигурирует современная революция в трудовой деятельности, а не её древний аналог (и, в плане развития, антипод). Словом «современная» (в заголовке), надеюсь, я в какой-то степени подправил название.

Теперь – о специфике современной научно-практической революции.

Мы исследовали две революции – коммунистическую в обществе и коммунистическую в освоении обществом природы. Обе они представляют собой коренной переворот в порождаемых производительными силами отношениях. Первая – в отношениях между людьми, вторая – в отношениях людей и природы.

В обеих этих революциях интересы людей оказываются затронутыми и задействованными непосредственно. Так же дела обстоят и в других пережитых человечеством революционных переломах, как внутрисоциальных, так и социально-природных.

Научно-практическая революция тоже является коренным переворотом в порождаемых производительными силами отношениях. Но в отношениях не людей, а видов деятельности. В этом состоит отличие научно-практической революции от внутрисоциальных и социально-природных революций.

Но отличие состоит не только в этом. Если устаревшие внутрисоциальные и социально-природные отношения непосредственно и весьма болезненно бьют по людям, то устаревающие «обезлюденные» внутритрудовые отношения воспринимаются людьми как нейтральная (не положительная и не отрицательная) данность, не представляющая для человека непосредственной и даже вообще какой-либо угрозы.

Данная особенность внутритрудовых отношений обусловливает специфику научно-практической революции, специфику её протекания, специфику реализации.

Научно-практическая революция не имеет того накала, какой свойственен социальной и, может быть, в меньшей степени, социально-природной революции. Этой революции не присуща та борьба, которая характеризует революции, ломающие старые внутрисоциальные и социально-природные отношения. Научно-практическая революция осуществляется в мягких формах, тем более, что она достаточно плавно движется за развивающимися производительными силами.

Последнее обстоятельство делает возможным и даже неизбежным развитие научно-практической революции в условиях негативной «половинки» коммунистической революции, в условиях отживающего свой век капитализма. Разумеется, развитие научно-практической революции при капитализме, и это в конечном счёте обусловлено его собственнической природой, не может быть всеохватывающим, предельно глубоким, организуемым (государством).

Здесь я ожидаю от вас, читатель, вопроса: так, может быть, после всего сказанного структурные изменения трудовой деятельности, совпадающие с коммунистической социальной революцией, и не следует называть (и считать!) революцией?

Следует. Я уже высказал своё мнение на этот счёт. Приведу два аргумента в его (мнения) защиту.

Научно-практическая метаморфоза представляет собой революцию по негласно существующему в марксизме определению. Согласно этому определению революции ни в коем случае, и это демонстрирует действительность, не происходят в производительных силах (как и в средствах и предмете труда). А раз так, для революций остаётся только одно «место», – разного рода отношения, ибо других «мест» в экономической сфере просто нет.

Вы считаете этот аргумент слабоватым? Тогда приведу, возможно, более сильный.

По истечении коммунистической революции дореволюционные внутритрудовые отношения преобразуются в свою противоположность (именно такое преобразование характеризует переход к новому качеству, революцию). Чего не скажешь о производительных силах (средствах и предметах труда). В самом деле, что такое «превращение производительных сил в свою противоположность»? Такого понятия не существует. Потому что нет и такого явления.

Современную подвижку во внутритрудовых отношениях я считаю революцией, правда, как было отмечено, весьма своеобразной, специфичной, и в противовес пониманию так называемой научно-технической революции. В чём заключается это понимание? Оказывается, научно-техническая революция понимается как революция в производительных силах.

Производительные силы развиваются эволюционным порядком, они свободны от перерывов постепенности, от революционных всплесков. Им свойственны всплески другого рода. В чём состоят эти всплески?

Производительные силы вследствие революционного изменения внутриобщественных и иных отношений, как говорится, выходят на простор, получают мощный импульс своего развития. Однако «развитие на просторе» и революция – разные вещи. Думаю, это не надо объяснять.

Скажу ещё несколько слов о «научно-технической революции».

Помню, как во времена приближающегося к своему кризису и закату нашего – извращённого – социализма непременной идеологической установкой было славословие этой «революции в производительных силах». Упоминание о ней в печати или «научной» литературе считалось почти такой же обязательной нормой, как цитирование речей генсека и «выводов и положений» последнего съезда КПСС. Приходится констатировать, что и нынешние «обществоведы-марксисты» продолжают дудеть в ту же дуду.

Мимоходом замечу, что понимание промышленных революций как революций в производительных силах в свете сказанного выше, видимо, нуждается в переосмыслении.

Взглянув на современную научно-практическую революцию с философских высот, мы можем перейти к её, так сказать, приземлённому рассмотрению. Я выделю три направления взаимопоглощения теоретического и практического. Думаю, все они одинаково важны. Их нумерация обусловлена единственно трудностями одновременного описания в общем-то граней одной сущности.

Первым направлением является соединение и взаимопроникновение науки и производственной практики. По этому направлению происходит реализация комплексного типа освоения природы.

В предшествующей главе я заметил, что процесс замены устаревшего типа труда более прогрессивным уже запущен. Причём этот процесс запущен как в рамках коммунистической, так и капиталистической системы.

В СССР и других социалистических странах встречному движению науки и производственной практики, когда их сближение стало ощущаться как экономическая потребность, даже были приданы определённые организационные формы. Так, у нас ведущей организационной формой явились так называемые научно-производственные объединения, а, например, в ГДР – комбинаты. К сожалению, «развитой социализм» (читайте: извращённый) не смог (да и не мог вообще) справиться с решением задачи поистине исторической важности. Прогрессивное начинание в своём подавляющем объёме так и осталось на бумаге.

Остаётся надеяться, что на будущей волне коммунистической революции объективная необходимость не будет придавлена бюрократией.

В рамках этого направления происходит сближение, соединение и взаимопроникновение как отдельных связанных с производством наук, так и более или менее самостоятельных видов производства. Особенно это заметно в так называемых высокотехнологичных отраслях и обслуживающих их научных дисциплинах. Впрочем, и далёкие от нужд производства науки подпадают под действие того же закона.

В седьмой главе я зачислил вас, уважаемый читатель, в круг участников современной грандиозной трудовой подвижки. Что я имел в виду?

Мы ведь с вами работаем (в этой книге) на так называемом междисциплинарном уровне или, как иногда говорят, на стыках наук. В своей работе мы стягиваем, по крайней мере, философию, историю, экологию, экономическую теорию. И не стремимся разложить сделанное по «научным полочкам».

Нескромно скажу, что в других исследованиях мне приходилось стягивать воедино (в определённой группировке) философию (это – основа всех современных не очень частных наук), этнографию, биологию, психологию, психиатрию, лингвистику, физику, космологию, статистику... Перебирая свои более или менее крупные работы, не припомню такой, которая базировалась бы на какой-то одной-единственной дисциплине.

Мир в своих проявлениях универсален, можно даже сказать, намного более универсален, чем можно это представить. Чтобы успешно познавать какую-либо мировую «частность», необходимо перекидывать мостики, связывающие исследуемое с другими «частностями», необходимо видеть изучаемое в контексте мировых взаимосвязей, взаимозависимостей и универсалий. Подчинённый универсализму мира «междисциплинарный подход», показывая высокую эффективность сегодня, в будущем развернётся (в смысле: соберётся) в слитую с постпрактикой постнауку.

Второе направление представляет собой соединение и взаимопроникновение наук общественного спектра и общественной практики. Реализацией данного направления является управление общественными процессами и их согласование (сведение в комплекс).

Продвижение по этому направлению, как и по первому, к сожалению, оставляет желать лучшего. Опыт СССР и других стран коммунистического блока в деле осуществления научно-практической революции (в её организационно-общественном преломлении) никак нельзя назвать позитивным. Мы знаем, в каком состоянии находились (и находятся) у нас казённые общественные науки. В «Коммунистической революции» «теоретическим» выкрутасам титулованных «мудрецов» было уделено достаточно внимания [Вы скáжете, уважаемый читатель: «Ведь существует и левая научная мысль. Неужели за годы, прошедшие после падения сталинистской «теоретической диктатуры», левая мысль не отметилась какими-либо достижениями?» К сожалению, таково моё мнение, не отметилась. Теоретики различных современных коммунистических и левых организаций, противопоставляющие себя сталинистам, пока выказывают неспособность адекватно описать историческую и актуальную действительность. Как ни печально, но это факт.].

Впрочем, негативный опыт – тоже опыт. Заставит ли он заняться «работой над ошибками»?

Резюмируя сделанное в рамках первого направления научно-практической революции, я сказал: остаётся надеяться, что на будущей волне коммунистической революции объективная необходимость не будет придавлена бюрократией. Применительно ко второму направлению я, наверное, должен сказать то же самое.

Но надежду питает не только возможный учёт горького опыта. Оптимизм вселяют и неизбежные изменения структуры общества, в результате которых формируется социальный слой, способный в деле революционного творчества в какой-то степени, а, может быть, даже существенно, потеснить попутчиков революции (опять, уважаемый читатель, я должен отослать вас к «Коммунистической революции», где поднимается проблема попутчиков).

Видимо, в данной связи нельзя не упомянуть о достаточно распространённых в интеллигентских кругах взглядах, согласно которым западная общественная мысль по определению превосходит отечественную. Со всей ответственностью скажу, но скажу помягче, что такие взгляды исповедуют не очень знающие люди. В действительности западному обществоведению далеко даже до извращённого «коммунистического» (в котором пытливый исследователь под нагромождениями псевдонаучных измышлений обнаружит и адекватное действительности, как-то: неведомую на Западе диалектику, формационный подход к истории, теоретические основы первобытности и т.д.), тем более, далеко от действительно научного и правдивого отражения бытия.

Третье направление взаимодействия теоретического и практического характеризуется соединением и взаимопроникновением обучения и производительного труда.

Идея соединения обучения и труда имеет давнюю историю. Если я не ошибаюсь, впервые она была высказана ещё коммунистами-утопистами, чтобы затем, с середины XIX века, стать прописной истиной для коммунистов-революционеров. Ленин за два десятка лет до Октябрьской революции писал, «что нельзя себе представить идеала будущего общества без соединения обучения с производительным трудом молодого поколения...» [В.И. Ленин. Перлы народнического прожектёрства. Полн. собр. соч., т. 2, стр. 485.].

Имело ли место такое соединение в социалистической практике? Да, но только в какой-то степени. У нас оно известно в двух основных (организуемых государством) формах. Это – фабрично-заводское ученичество (ФЗУ) и, позже, ремесленные училища, преобразованные (а по сути лишь переименованные) затем в профессионально-технические (ПТУ). Замысел, конечно, прекрасный. Но в своей реализации далеко не доведённый до востребованной жизнью глубины.

В студенческие годы мне довелось изнутри оценить систему советских ПТУ. К каким выводам я пришёл, работая (параллельно с учёбой в университете) в одном из лучших училищ города, да и страны тоже. Ограничусь двумя моментами, имеющими отношение к нашей теме.

Во-первых, о серьёзной учёбе (в каждой группе было более 30 человек) и серьёзной связи с производительным трудом не могло быть и речи. Солидное предприятие, к которому было прикреплено моё училище, не в силах было обеспечить работой и наставниками более 1000 учащихся. Преподаватели и мастера других училищ, с которыми мне приходилось контактировать, рисовали примерно такую же картину. Система профессионального образования была подчинена не столько делу, сколько «генеральной линии партии», требовавшей максимально возможного пополнения «рабочего класса».

Во-вторых, бесплатный труд учащихся считался нормой. Приблизительно такие слова я услышал от побледневшего директора училища (при разговоре присутствовал инструктор райкома КПСС), когда задал ему, как мне тогда представлялось, безобидный вопрос об оплате труда будущих рабочих. Для вас, уважаемый читатель, я немного видоизменю (не по содержанию, а по форме) выражение «бесплатный труд учащихся считался нормой». Думаю, вы согласитесь с такой редакцией: «ненорма социализма считалась нормой». О каком качестве обучения, о каких результатах труда можно говорить, если, как я выразился, прекрасный замысел реализуется вопреки природе социализма, строя переходного от капитализма к коммунизму, строя, одним из стимулов развития которого является материальная заинтересованность работника?

Третье направление не ограничивается соединением обучения и труда молодёжи. Не в меньшей мере этим направлением научно-практической революции должны быть охвачены и состоявшиеся работники.

Во времена СССР (да и сейчас) это, скажем так, поднаправление обслуживали различные институты повышения квалификации. Правда, слушателями таких институтов были лишь дипломированные специалисты. Мне не приходилось слышать (может быть, я плохо осведомлён) о каких-либо центрах, где систематически повышалась бы квалификация фрезеровщиков или сварщиков.

Не скажу об институтах повышения квалификации инженерного или, например, медицинского профиля. А вот в гуманитарном заведении мне «посчастливилось» побывать несколько раз, и как обществоведу, и как психологу. Туда было принято ссылать преподавателей вузов каждое пятилетие. В 70-е – 80-е годы там можно было филонить с отрывом от работы и даже со стипендией. Но в память мне врезалось не это, а самые заурядные преподаватели, которые почему-то считались лучшими.

Так что, уважаемый читатель, не могу вас порадовать какими-либо успехами в проведении научно-практической революции и по этому направлению. Было бы странно, если бы наш социализм оказался не тотально извращённым. Наверное, можно сказать, что все формы научно-практической революции были наполнены довольно-таки жиденьким содержанием. В деле соединения теоретического и практического некоторые капиталистические страны сумели существенно нас превзойти (ранее я заметил, что полем развития научно-практической революции является и негативная «половинка» коммунистической революции). А ведь, по идее, социализм должен пробивать дорогу в будущее.

Вообще, я не стремился раскритиковать научно-практическую революцию советского образца. Какова реальность, так и получилось. Моей целью было очерчивание на близком нам материале основных направлений научно-практической революции. Думаю, хотя материал и подкачал, они очерчены, и вроде бы можно итожить сделанное.

Но последнее направление, которое в отличие от двух других не является обезличенным, заставляет нас поставить вопрос о человеке-труженике коммунистического будущего.

В предшествующей главе мы охарактеризовали два аспекта коммунистического труда – общественный и личный. На общественном уровне труд будущего (и освоение природы) представляет собой постнаучную/постпрактическую комплексную деятельность, на личном – деятельность, любой вид которой – в силу универсализма труженика – доступен каждому члену общества.

Находятся ли такое общественное и такое личное в единстве? Ответить на этот вопрос мы попросим... первобытный коммунизм.

Исследователям, серьёзно занимающимся первобытностью, хорошо известно, что в древности человек отождествлял себя с родом (а первобытный род надо считать обществом) и другими членами рода. По сути дела социальной грани между целым и частью, коллективом и его членом, между людьми (если абстрагироваться от половых и возрастных различий) не существовало. В социальном плане первобытный человек был обществом, а общество – человеком.

В языках глубокой первобытности не было даже особых местоимений для обозначения социального целого и его части, индивида. Впрочем, в древности не было и индивида, как мы его понимаем.

Язык всегда непосредственно отображает реальность. Он буквально пристыкован к общественному бытию. Бытие меняется, и только с дифференциацией общества, с начатками расслоения появляются местоимения «я» и «мы».

Интересно, что рудименты древнего – слитного – бытия, и не только в языке, наличествуют в культурах многих современных в той или иной степени отставших в своём развитии народов, да и развитых тоже (такими рудиментами являются, например, единоборство воинов-богатырей, заменяющее сражение, кровная месть, институт спортивного боления...).

На что мы нацелим свой, адресованный первобытности, вопрос? Конечно, на главное, на причину первобытного отождествления человека и общества, человека и человека. Почему в первобытно-коммунистическом социуме общественное и личное совмещены, более того, слиты?

Ответ прост и ясен. Потому что первобытное общество является социально однородным, является обществом социального равенства (думаю, понятно, что таковым первобытное общество предстаёт перед нами, так сказать, в усреднённом виде, без учёта его исторической динамики).

Такова наша заготовка для выяснения соотношения общественного и личного в будущем, при коммунизме.

Является ли будущий коммунизм обществом социального равенства? Несомненно [См. главу шестнадцатую «Коммунистической революции».].

Как говорится, что и требовалось доказать: коммунизму будущего, следовательно, с необходимостью присуще «отождествление» личного и общественного. Может быть, это претит нашему, современному сознанию, но объективный, закономерный ход истории таков, что будущая действительность с необходимостью заставит человека «видеть» в себе общество (слова «отождествление» и «видеть» я заключаю в кавычки, потому что человек коммунистического будущего, в отличие от своего первобытного предка, конечно, будет понимать различие между собой и своим целым, но по факту, функционально он будет слит с этим целым, с обществом людей, в главном ему подобных).

Да, такое трудно вообразить, но от законов развития, от исторического движения никуда не уйдёшь. Если бы вы, читатель, перенеслись, скажем, в петровскую эпоху (не так уж и далеко!) и описали тогдашнему просвещённому человеку закономерно сложившееся нынешнее бытие, он точно послал бы вас в... ваш XXI век.

Применительно к занимающему нас сейчас вопросу сказанное означает, что человек коммунистического будущего с необходимостью будет сочетать в себе общественное и личное, а в трудовом плане будет представлять собой универсального труженика, способом трудовой реализации которого явится постнаучная/постпрактическая деятельность.

Выясненным о соответствии общественного и личного при коммунизме и труженике коммунистического будущего мы поставим в книге точку. Эта «точка» является одновременно и дополнением к тем представлениям о коммунизме, которые были выработаны в «Коммунистической революции».

Поскольку наше исследование коммунистической революции в освоении природы завершено, наверное, неплохо было бы, хотя бы одной фразой, подытожить сделанное. Но сначала мы подведём итоги главы.

1. Определив в предшествующей главе в качестве инструмента освоения природы при коммунизме комплексный, постнаучный/постпрактический труд, в данной главе мы сосредоточили своё внимание на его (труда) становлении.

Становление такого труда, хронологически и сущностно вписывающееся в коммунистическое переустройство мира, было квалифицировано как революция. Эту революцию, с оговоркой, сделанной в начале главы, мы назвали научно-практической.

В ходе научно-практической революции в свою противоположность превращаются не отношения, в которых, как во внутриобщественной и социально-природной коммунистической революции, задействованы люди, а, так сказать, безличностные отношения, отношения между двумя сторонами трудовой деятельности. Это обстоятельство обусловливает специфику научно-практический революции – прежде всего, её невзрывной характер и возможность осуществления не только в рамках системы нарождающегося коммунизма, но и в условиях сходящего с исторической сцены капитализма.

Научно-практическая революция была противопоставлена так называемой научно-технической революции, понимаемой, что в принципе неверно, в качестве революции в производительных силах.

2. Научно-практическая революция представляет собой многогранное явление. Вкратце были описаны три её грани-направления.

Это – соединение, взаимопроникновение и преобразование, во-первых, науки и производственной практики, во-вторых, общественных наук и общественной практики и, в-третьих, обучения и производительного труда.

Приходится констатировать, что социализм начального периода коммунистической революции, в силу присущих ему левацко-бюрократических извращений, не преуспел ни по одному из этих направлений.

3. Заключительным аккордом нашей работы стало определение трудовой сущности человека коммунистического будущего.

Первобытность помогла нам прийти к выводу: историческая необходимость сделает человека будущего тружеником-универсалом, реализующим свой трудовой потенциал в постнаучной/постпрактической деятельности.

Вот теперь мы можем подвести итог всей нашей работы. Что же мы наработали? Я действительно могу ответить на этот вопрос одной фразой.

Возьму на себя смелость полагать, что сделанное тянет на основы теории коммунистической революции в освоении природы.

09.02.2022.

НА НАЧАЛО КНИГИ