Глава III. УГЛУБЛЕНИЕ СОВРЕМЕННОГО ЭКОЛОГИЧЕСКОГО КРИЗИСА

Эксплуататорский строй на протяжении всей своей истории характеризуется ранее отмеченными нами чертами: наличием собственности и собственническими общественными отношениями, фрагментарным типом освоения природы, стихийностью её освоения, отходным производством, вредоносным воздействием на биологию человека.

Всё это уничтожает коммунистическая революция. Коммунистическая революция есть революция антиэксплуататорская.

Да, коммунистическая революция является антиэксплуататорской. Но повергая эксплуататорский строй, она уничтожает его не как таковой, ибо это абстракция, а уничтожает его представленным определённой – капиталистической – формой. Эксплуатация вообще и капиталистическая эксплуатация, эксплуататорский строй и капиталистический соотносятся как абстрактное и конкретное, как общее и частное.

Поскольку исследование абстрактного без конкретного бесплодно, а конкретного без абстрактного – бессмысленно, занимаясь социально-природным кризисом эксплуататорского строя в его конкретном – капиталистическом – преломлении, следует понимать и постоянно учитывать взаимосвязь общего и частного. Мы, хотя это (взаимосвязь конкретного и абстрактного), скорее всего, и не бросается в глаза, так и поступаем.

Из множества присущих эксплуататорскому строю черт я выбрал самые важные и необходимые для разработки экологической темы. И в своём перечислении расположил их в логической последовательности, в виде логической цепочки.

Какое звено этой цепочки является в наше время, скажем так, самым экологически-кризисным, самым болезненным? Понятно, последнее. Следовательно, выясняя, углубляется ли экологический кризис, именно это звено надо поставить в центр внимания.

Возникает вопрос: почему последнее звено, если можно так выразиться, встало во весь рост, проявилось только при капитализме, почему не раньше? Или в более широком плане: почему именно капитализм ведёт к гибели эксплуататорский строй?

Ответить, думаю, нам не составит большого труда, ибо это, вообще-то говоря, азы марксистского обществоведения.

Капитализм, как социально-экономическое явление не может не расширяться. Но возможности его распространения не безграничны. В определённый момент в своём расширении он приходит к пределу, к мировому охвату. Капитализм становится мировым строем (об этом шла речь в «Коммунистической революции»). Производительным силам, которым свойственно не останавливаться в своём развитии, становится тесно в рамках собственнических общественных отношений, фрагментарных по своей сути и структуре. Упёршиеся в предел производительные силы вступают в противоречие с устаревшими общественными отношениями. Разрешить это противоречие может только отрицающая эти отношения мировая социальная революция. И сегодня не теоретически мыслимая, а реальная, коммунистическая, осуществляющаяся с 1917 года. Она передаёт эстафету прогресса противоположности эксплуататорского строя, коммунизму.

Такова, применительно к внутриобщественным отношениям, самая общая схема замены эксплуататорского строя, последней формой которого является капитализм, коммунизмом. Как видите, уважаемый читатель, я всего лишь адаптировал «алгоритм Маркса» к современной эпохе, эпохе коммунистической революции. Вы скáжете, и будете правы, что по подобной же схеме должен уходить в небытие – через аналогичное противоречие, кризис и революцию – капитализм и в его, так сказать, социально-природном преломлении.

В чём состоит эколого-социальное противоречие капитализма? В несовместимости мирового масштаба освоения природы и фрагментарного типа социально-природных отношений.

Экологическое противоречие упёршегося в свой предел капитализма выражается сегодня – в частности, через производство разного рода отходов – в невзгодах и страданиях человека, в пагубном на него воздействии (я говорю «в частности», потому что у капитализма есть и другие средства «умерщвления плоти»).

Капитализм не в состоянии в принципе повернуть вспять свой (вызванный им самим) экологический кризис. Единственное, на что он способен, правда, не столько для того, чтобы предотвратить экологическое скатывание, сколько ради сохранения своего лица, это – подкреплённые регулярным выражением «обеспокоенности» весьма ограниченные (и нередко при этом саботируемые) «охраняющие природу» меры. Но что стóит такая «охрана», если она тонет в пучине всё более и более обостряющегося кризиса?

Таким образом, антиэксплуататорское действие коммунистической революции реализуется в антикапиталистической форме. Это касается как внутриобщественной, так и социально-природной стороны революции. Абстракция, будучи приложенной к практике, всегда расконкречивается.

Как я только что заметил (впрочем, на это я обращал внимание и ранее), экологический кризис всё более и более обостряется. Наверное, неплохо было бы подкрепить это вытекающее из теории утверждение доказательствами практического порядка. К ним мы сейчас и обратимся.

На мой взгляд, вполне достаточным будет более или менее детальное рассмотрение всего одного направления развития кризиса.

Все другие, без исключения, характеризуются той же тенденцией обострения. В этом нетрудно убедиться – Интернет, специальная литература, экологическая публицистика, да и современное бытие тоже, снабдят вас массой подтверждающей мои слова информации. Впрочем, после рассмотрения направления, которое мы сейчас выберем, я обращу ваше внимание, читатель, и на некоторые другие составляющие кризиса.

Какое направление нам выбрать? Желательно, чтобы оно было, во-первых, одним из основных, во-вторых, демонстрирующим в своём рассмотрении пагубность для человека стихийного, фрагментарного освоения природы и, в-третьих, характеризуемым объективными (цифровыми) данными. Найдём ли мы такое направление?

Да, такое направление есть. Оно бьёт по жизненно важной потребности человека, потребности в годном для дыхания воздухе. Я говорю о таком аспекте экологического кризиса, как деградация атмосферы [Цифры, которые я буду приводить далее, являются, из-за некоторого различия почерпнутых в разных источниках данных, усреднёнными. Такое усреднение совершенно не искажает картины усугубления экологического кризиса вообще и рассматриваемого нами его направления в частности.].

Известно, что атмосфера Земли, её состав и другие характеристики изменялись на протяжении многомиллиардной истории планеты. Причём былые изменения, если в зачёт не брать катастрофы, не были скоротечными. Живое, в том числе и его наиболее развитые формы, успевало приспособиться к изменениям воздушной среды. Сейчас, в условиях экологического кризиса, мы имеем скоротечное, стремительное изменение атмосферы. Исследователи, предметом интереса которых является состав атмосферы, отмечают, что в течение последних 55 лет (замечу: кризисных лет) толщина атмосферного слоя уменьшилась примерно на 20 км (со ста с лишним до восьмидесяти), а кислородная фракция атмосферы потеряла более 4% своей массы.

Кислород не улетает невесть куда. Почему происходит его убыль, хорошо известно. Львиная доля изъятия кислорода из атмосферы приходится на сжигание углеводородов и производство металлов. Возьмём первую статью (сжигание углеводородов).

Так, сжигание 1 кг угля или дров требует изъятия из воздуха 2 кг кислорода. Всего час работы автомобиля компенсируется годом жизнедеятельности выделяющего кислород дерева, а трансконтинентальный полёт самолёта требует годовой компенсации 20–25 тысячами деревьев. Представьте, читатель, на одного пассажира, любующегося через иллюминатор голубой гладью океана, «работает» в течение года небольшая роща или перелесок.

Лесов на планете становится всё меньше и меньше. Например, в истекшем десятилетии легально вырубалось по 4,7 млн. га ежегодно. Правда, темпы легального сокращения лесных массивов в последнее тридцатилетие падают. Но это лишь в малой степени сокращает потери [Есть и другая точка зрения. Недавно группа исследователей, изучая спутниковые снимки, пришла к выводу, что площадь, занятая лесами, с 1982 года по настоящее время (2018 г.) увеличилась на 7% («Nature», 2018, vol. 560, pp. 639–643). Думаю, да и сами авторы указывают на это, что результаты данного исследования противоположны моим выводам и выводам Продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН (ФАО) из-за различной трактовки понятия «лес». Видимо, можно говорить об увеличении площади «леса вообще», но не площади, занятой зрелым, товарным лесом.].

Вернёмся к сжиганию углеводородов. Если в 2011–2015 гг. потребление жидкого топлива составляло 4,481 млн. т. ежегодно, то в следующей пятилетке (2016–2020 гг.) – 4,715 млн. т. В начавшемся в этом году пятилетии (2021–2025 гг.) прогнозируется ежегодное потребление в объёме 4,937 млн. т., а в следующем за ним (2026–2030 гг.) – уже 5,208 млн. т. Рост несомненный. А есть ведь ещё и твёрдое топливо (и газ, конечно), являющееся своего рода «оружием» двойного или даже тройного действия. При сжигании угля, торфа или сланцев не только происходит изъятие из атмосферы кислорода, но и выделяются в значительных объёмах вредные для человека газы и образуются миллионы тонн твёрдых отходов, как в виде ядовитых аэрозолей, так и различного рода также небезвредных шлаков.

С производством и потреблением топлива коррелирует, что, думаю, понятно, производство главного загрязнителя и пожирателя кислорода городов – автомобилей. В 1970 г. мировой парк автомобилей составлял 250 млн. единиц, в 2010 – уже 1 млрд. Рубеж в 2 млрд., согласно прогнозам, будет преодолён к 2035 г. Подсчитайте, читатель, сколько деревьев потребуется для нейтрализации этого Левиафана внутреннего сгорания.

В последнее время много говорят о переводе автотранспорта на электрическую тягу. Когда это произойдёт, воздух в городах станет, конечно, чище. Но у этой медали есть и обратная, неприглядная сторона. Дело в том, что производство лития (а это – основной компонент современных аккумуляторов), как и утилизация аккумуляторов, выработавших свой ресурс, связано, во-первых, с выделением немалого количества токсичных, опасных для здоровья веществ и, во-вторых, со значительными энергозатратами. Электроэнергия необходима и для перезарядки аккумуляторов. Где она (электроэнергия) производится? На электростанциях, в том числе и работающих на углеводородах. Пока уголь и нефть используются при производстве электроэнергии, пока не выработаны безопасные и малоотходные технологии производства и утилизации аккумуляторов, замена традиционных автомобилей на электрокары не является такой экологичной, как кажется на первый взгляд. В выигрыше от такой замены – в виде прибыли – окажутся в первую очередь производители новинки. А какова роль прибыли при капитализме, мы с вами хорошо знаем, читатель.

Пожалуй, я усилю сказанное. Поэксплуатируем ещё тему электромобиля. Электромобиль – хороший пример для распознания, так сказать, экологической однобокости капитализма.

Предположим, житель какой-то благополучной европейской страны решил приобрести электромобиль. Дороговато? Зато как комфортно. В общем, зашёл в автосалон, выбрал, расплатился и поехал. Но только ли владельцем авто оплачен его комфорт? Нет. За его комфорт заплачено здоровьем и даже жизнями рабочих литиевых, кобальтовых, никелевых рудников. Заплачено здоровьем шахтёров, дышащих угольной пылью. Заплачено здоровьем людей, живущих в чадящих выбросах металлургического комбината...

Какое резюме вытекает из вышесказанного?

Любая мера, направленная на улучшение экологии, не может быть единичной, не может осуществляться в отрыве от всего того, что вовлечено в процесс производства.

Не знаю, ввиду очевидности ответа стóит ли задаваться вопросом: есть ли этот отрыв? Он налицо. И от этого никуда не уйдёшь. Он запрограммирован природой капитализма, разделённого на «золотой миллиард» и «остальных» (поставим этот атрибут капитализма в ряд с фрагментарностью, стихийностью и отходностью). Ожидать принятия экологичных мер на кобальтовых разработках в Конго (ДРК) или местах добычи лития в Боливии, мягко говоря, проблематично, а по правде – безнадёжно.

Решение экологической проблемы может быть только комплексным, коммунистическим.

Выбирая для рассмотрения направление экологического кризиса (мы бросили взгляд, несколько расширив рамки вопроса, на деградацию атмосферы), я запланировал обратить внимание и на другие составляющие кризиса. Во исполнение плана коснёмся некоторых кризисных проявлений.

В предшествующем изложении я уже затронул тему отходов. Дополним её парой штрихов.

Отходы можно разделить на бытовые и промышленные. Растёт ли их объём? Да, и рост обнаруживается в обеих группах. В последнее время только твёрдых бытовых отходов человечество производит более 2 млрд. т. в год (переработке же, в результате которой из атмосферы изымается кислород и образуются отходы второй очереди, подвергается лишь малая часть – 13–15%). Что касается прогноза, он неутешителен – к середине столетия ежегодный объём твёрдых бытовых отходов может возрасти до 3,4 млрд. т.

Я помню, с какими надеждами мир вступал в «век химии». Сейчас мы пожинаем побочные плоды химизации. Если в 1950 г. на Земле практически не было пластикового мусора, то к сегодняшнему дню его накопилось уже около 7 млрд. т., т.е. приблизительно по тонне на человека. Убыль составляет примерно 20% (около 9% выброшенного пластика перерабатывается, а 12% – просто сжигается). Но убыль многократно перекрывается с каждым годом всё увеличивающимся потоком. Предполагается, что к 2050 г. нетленная (пластик разлагается сотни и тысячи лет) всемирная «пластиковая свалка» будет весить 12 млрд. т. Беда состоит в том, что значительная доля пластикового мусора (бутылки, различные упаковки, одноразовая посуда и т.д.), если можно так выразиться, пролетает мимо свалок, рассеивается у дорог, в лесах, попадает в реки и озёра, скапливается в морях и океанах.

Наверное, нет смысла рассматривать другие отрасли мусоропроизводства. Все они достаточно бурно «развиваются». Заключая тему отходов, не могу не привести, так сказать, результирующей и, пожалуй, самой удручающей информации. Из изъятого у природы используется только 3–5%, остальные 95–97% просто выбрасываются.

На мой взгляд, требует внимания и такая составляющая экологического кризиса, как обеднение биосферы.

С каждым годом стихия хозяйственной деятельности всё более урезает видовой состав фауны и флоры. Вы спрóсите: так ли это страшно?

Биосфера представляет собой слаженно функционирующий комплекс. Изъятие какого-то, даже незначительного, звена вызывает сбой его работы. Незначительная прореха может быть залатана – биосфера обладает немалыми компенсационными возможностями, способностью восстановления. Но у её возможностей имеется предел. Существенные изменения, а они уже происходят, чреваты необратимыми последствиями.

Человек – часть биосферы, и сегодня он рубит сук, на котором сидит. Биосферный комплекс требует – на современном уровне развития производительных сил – адекватного себе, комплексного отношения. Но, видимо, и во взаимоотношениях с биосферой человечеству суждено дойти до тупика.

Ещё одна составляющая экологического кризиса не рассматривается в качестве таковой (т.е. составляющей кризиса). Но поскольку она прямо связана с пагубным воздействием на биологию человека, указание на неё я считаю необходимым. Что я имею в виду? Я говорю о фальсификации жизненно важных средств существования человека, прежде всего, продовольственных товаров и лекарств. Возьмём, как мне представляется, наиболее опасный, лекарственный фальсификат.

На фармацевтическом рынке развитых стран доля фальсифицированных и недоброкачественных лекарств сравнительно невелика. Она составляет 6–8% (15–20 млрд. долл.). Другое дело, в России (как и в странах, не относящихся к верхнему полюсу капитализма). Я приведу данные из разных источников, а потом вы сделаете вывод, читатель.

Так, по усреднённым данным из источников, не связанных с производством лекарств и их реализацией доля фальсификата на российском рынке составляет примерно 50%. Ещё бóльшую цифру даёт Торгово-промышленная палата – до 60%.

А теперь, внимание – данные заинтересованной стороны. Росздравнадзор заявляет, что доля фальсифицированных и недоброкачественных лекарственных средств составляет не более 1%, а по данным Российской ассоциации аптечных сетей (РААС) фальсифицированной является только 0,01% лекарств.

Вы сделали вывод, читатель? Он настолько очевиден, что я не буду его прописывать – лучше сэкономлю бумагу. К вашему сведению: торговля поддельными лекарствами приносит в двадцать раз больше прибыли, чем наркоторговля.

Стремление к прибыли заставляет фальсифицировать (не только продукты или лекарства, но и, к примеру, объективные данные), заставляет перечёркивать сказанное вчера, лгать, изворачиваться, имитировать якобы полезную для людей деятельность.

Сегодня весь этот набор нам демонстрирует фантасмагория, развернувшаяся вокруг пандемии. Её девиз – «прививать, прививать и перепрививать!». Прививать, несмотря ни на что. Прививать переболевших, имеющих природный иммунитет, прививать детей. Ради чего такое рвение? Ради заботы о людях? Нет. Истинный смысл девиза иной: «больше вакцины, больше вакцины, как можно больше вакцины!». На кону стоят многие миллиарды.

Рано или поздно мы узнаем подноготную коронавирусной кампании, узнаем имена умноживших свои капиталы, узнаем имена и размер комиссионных их слуг...

Будет ли нам от этого легче? Вряд ли. Облегчение почувствуют разве что наши карманы. Ведь освящённые сверху прибыли воротил разного уровня и пошиба формируются и наращиваются исключительно за счёт так называемых налогоплательщиков.

Может быть, читатель, у вас создалось впечатление, что мы ушли в сторону. Не скажúте. Мы, возможно, несколько отвлеклись от темы главы, но не от темы книги. Собственнические общественные отношения, обусловливающие стремление к прибыли, являются начальным звеном цепочки, прямиком ведущей в наше время к кризису (в том числе экологическому, социально-природному) эксплуататорского строя, его последней формы – капитализма [Абстрактный разговор о прибыли мы начали в предыдущей главе и дополнили его конкретикой в настоящей.].

Зачтём отвлечение в наш актив, поставим на этом в главе точку и подытожим в ней сделанное.

1. Если раньше об углублении экологического кризиса мы говорили без опоры на конкретику, то в этой главе, благодаря привлечению конкретных данных, думаю, мы всецело убедились, что тенденцией изменения экологической ситуации является её обострение.

Более того, обращение к экологической действительности, особенно, последних десятилетий, позволяет говорить об ускорении развития экологического кризиса. С теоретической точки зрения, такая динамика закономерна, ибо революционная смена одной общественной формы другой (а кризис старого является компонентом этой смены) развивается по экспоненте.

Что касается антикризисных мер, предпринимаемых капитализмом, они представляют собой не более как урезанный паллиатив.

2. Нами было отмечено, что коммунистическая революция, будучи по своей сути и объективной роли в истории антиэксплуататорской, уничтожает эксплуататорский строй не как таковой, ибо это – абстракция, а в его конкретной исторической – капиталистической – форме.

Поэтому социально-природный кризис эксплуататорского строя можно и должно рассматривать как социально-природный (экологический) кризис капитализма. Что мы и делали.

3. В этой главе, которую можно охарактеризовать как главу конкретизации, мы расконкретили ещё одну абстракцию. Я имею в виду алгоритм общественного развития. Если ране он был сформулирован в общем виде, то сейчас мы адаптировали его к современной эпохе.

Применительно к современной эпохе алгоритм общественного развития выглядит так.

Когда производительные силы капитализма перерастают свойственные этому строю социально-природные (общественно-природные) и внутриобщественные отношения, последние (те и другие отношения) из института, ранее стимулировавшего развитие производительных сил, превращаются в их оковы. Тогда наступает эпоха коммунистической революции, как в обществе, так и в освоении обществом природы. Результатом этой революции является утверждение коммунизма.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ