ТЕОРИЯ ИСТОРИИ

ENGLISH VERSION

ГЛАВНАЯ САЙТА

НОВОСТИ

ТЕОРИЯ ПОЛОВ

ПСИХОЛОГИЯ

ФИЛОСОФИЯ ФИЗИКИ И КОСМОЛОГИИ

ТЕОРИЯ ИСТОРИИ

ЭКОНОМИКА

НАПИСАТЬ АВТОРУ

 

ГЛАВНАЯ РАЗДЕЛА

 

СИМО РИКСНИ.
ЦИВИЛИЗАЦИЯ ЗЕМЛИ...
НОВЕЙШАЯ ИСТОРИЯ
РОССИИ С ТОЧКИ
ЗРЕНИЯ ТЕОРИИ –
СПб., 1995.

Скачать в формате pdf

 

ОГЛАВЛЕНИЕ

ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА

1. ГЛОБАЛЬНЫЙ ПЕРЕЛОМ

2. СОЦИАЛИЗМ

3. СТАЛИНСКИЙ СОЦИАЛИЗМ

4. ЗАКОН ВОЛНЫ

5. ВОСХОДЯЩАЯ ЛИНИЯ РЕВОЛЮЦИИ

6. САМОТЕРМИДОР

7. ПОЛЗУЧАЯ КОНТРРЕВОЛЮЦИЯ

8. ЛЕВЫЙ ПОВОРОТ

9. РЕЖИМ СУРРОГАТНОГО КОММУНИЗМА

10. ИТОГИ И ПЕРСПЕКТИВЫ

2 [СОЦИАЛИЗМ]

В 1917 году капиталистическая оболочка на Земле прорвалась.

Правда, это был уже второй прорыв. Первый, эпизодический и преждевременный, произошел почти пятью десятилетиями ранее, когда в Париже, столице Франции, в результате восстания была образована Рабочая Коммуна. Обстоятельства международного развития выдвинули тогда Францию на «революционное место». Однако, мир в это время был еще весьма далек от полной капитализации, как в «охватном», так и в содержательном отношении. Он не приблизился еще к тому рубежу готовности, за которым может и должна начаться долгая, трудная и лишь в конечном счете успешная работа по его обновлению. Замечу между прочим, что Энгельс увидел возможность рабочей революции во Франции задолго до образования Парижской Коммуны.

На Вете таких – предваряющих глобальный перелом – всплесков было несколько. Это объяснимо: наш капитализм развивался в «рваном темпе», постоянно натыкаясь на природные и исторические преграды, иногда останавливаясь в своей рыночной экспансии и, как следствие, испытывая время от времени локальный социальный перегрев.

Как и наши предпереломные вспышки, Коммуна Парижа (она просуществовала 72 дня) высветила будущее, явила собой прообраз строя, к которому устремлялось человечество. Первый кратковременный опыт рабочей самоорганизации показывал, что логика общественного развития ведет к преодолению капитализма. Подтверждалось на практике то, что Маркс и Энгельс, исследуя подспудные, объективно-экономические самоизменения капитализма, «вычислили» теоретически.

Коммуна стимулировала научный поиск форм будущего общественного устройства, как завершенных, противоположных капиталистическим, так и незрелых, переходных к своей полной реализации. Полные, завершенные формы нового строя на Земле стали именовать коммунизмом, неполные, несущие еще печать старого мира – социализмом. В сущности, незрелый коммунизм (социализм) был поставлен Коммуной Парижа в порядок дня.

Разумеется, на теоретическом эскизе будущего набрасывались лишь контуры, и притом скупыми и основополагающими штрихами. Во-первых, будущее может научно просматриваться только в виде главных своих черт. Во-вторых, на предпереломной стадии куда важнее и актуальнее было заниматься проблемами подхода к революции, к власти, вопросам организации коммунистического движения.

Основоположники оставили после себя, не считая многочисленных ценнейших, но разрозненных замечаний, по сути дела всего две работы, где теоретически оценивались и сопоставлялись социализм и коммунизм.

В работе «К жилищному вопросу» (1872–1873 гг.) Энгельс и в «Критике Готской программы» (1875 г.) Маркс впервые четко вывели, что новое, коммунистическое, не имея чудодейственной возможности образоваться сразу, вырастает из старого и на базе старого лишь после известного переходного периода, сочетающего в себе черты, элементы, экономические организации двух исторически противоположных укладов. Новое в своем развитии вырисовывалось в двухфазном виде. Сначала могли образовываться только зачатки грядущего строя, его неразвитые, но развивающиеся формы; потом, в процессе развития – окончательно освободившийся от пут старого полный коммунизм. Начальное состояние, социализм Маркс назвал первой фазой коммунизма, завершенное состояние – высшей фазой коммунистического общества.

Подходы к таким выводам прослеживались уже в «Немецкой идеологии» (18451846 гг.), «Принципах коммунизма» (1847 г.), «Манифесте Коммунистической партии» (18471848 гг.). Будучи превосходными историками, Маркс и Энгельс видели такой тип становления нового на каждом историческом переломе человеческой истории, в любой революционной эпохе, будь то переход от бесклассового общества к классовому или, например, от феодализма к капитализму. Таков характер смены старого новым, независимо от того, когда, на каком уровне развития и в какой точке Вселенной он себя демонстрирует.

Первые ветианские ученые-революционеры, это хорошо известно и в наше время, также за несколько десятилетий до глобального перелома заглянули в будущее, тоже в общих чертах описали переходной период, наметили политические и экономические меры впоследствии государственно организовавшегося рабочего класса. Но на Вете теоретический задел был намного более значительным, чем на Земле. Мощный импульс был передан следующему поколению ученых.

У нас неоднократные предпереломные вспышки, перелившиеся без какой-либо резкой грани в интернациональную революцию (глобальный перелом), и последовавшие затем, на раннем этапе глобального перелома, довольно быстрые поражения революций в разных странах дали несравненно больше для науки, нежели первые поражения пролетариата (в середине ХIХ века), Парижская Коммуна и даже, как это ни парадоксально, победоносная, укрепившаяся на несколько лет революция в России. В жерновах еще предпереломной борьбы, в первых поражениях и откатах глобального перелома суровая действительность перемалывалась в четкие теоретические построения и законы науки.

Вы помните, именно в то непростое время наш известный демократ и гуманист, знаток и почитатель Ларка доктор Эльберн сказал, что ничего не работает на теорию лучше, чем сокрушительные поражения революций. Понимая объективную обусловленность революций, он тем не менее постоянно склонялся к мысли, почему бы прогрессу не осуществляться и на путях всеобщего согласия. Две линии отношения к революции прослеживаются на Земле не менее рельефно, чем на Вете.

Казалось бы, победоносная революция в России и первые ее (и мира) шаги к новому строю дадут толчок к научным изысканиям. Отчасти так и произошло. Но лишь отчасти. Во-первых, все было отдано борьбе за сохранение завоеванного. Лучшие теоретические силы растрачивались на организаторской, хозяйственной, военной и дипломатической работе, съедались текучкой ежедневно и ежечасно возникавших проблем, истощались голодом, недосыпанием, болезнями. Они отстояли революцию. И вряд ли кто мог сделать это лучше. Во-вторых, мощнейший подъем революции накладывал свой отпечаток и на мысли людей, толкал к переоценке человеческих возможностей в историческом процессе, порождал идейные и теоретические увлечения, заставлял думать, что, одержав верх над старым режимом, можно если не сломить, то хотя бы подтолкнуть и историю. Правда, спешили не люди, спешила как можно больше взять революция. Люди поднимались во всех отношениях на накатывающейся революционной волне. Их устами говорила сама история.

Революцию удалось отстоять. Но когда миновал самый трудный – военный – период революции,  и  можно  было осмотреться, начался закономерный откат первой волны глобального перелома. Радикальнейший подъем обусловил и соответствующую ему реакцию. Она, растянувшись в отличие от ветианских отливов на многие десятилетия, сначала буквально физически  подсекла  научную  марксистскую  традицию,  а позже заблокировала всякие проявления свободомыслия.

Из тройки выдающихся теоретиков второго поколения (Маркс умер в 1883 году, Энгельс – в 1895), среди которых особенно выделялся Ленин, вскоре в живых остался лишь Троцкий. Роза Люксембург была зверски убита контрреволюционерами еще раньше, в 1919 году. Ленин умер в 1924. В последний год жизни, изнуренный работой и больной, он был практически оттеснен от политической деятельности и изолирован от партии, правдивой информации и друзей. Набирала силу группировка, которой суждено было персонифицировать попятное движение истории и которую возглавляла как нельзя лучше подходящая для этой роли «выдающаяся посредственность» – Сталин.

После смерти Ленина Сталин весь свой организаторский талант направил на уничтожение Троцкого. Он использовал былые и не столь существенные разногласия Троцкого и Ленина, интриги, клевету, миф о троцкизме, травлю, ГПУ (карательный орган государства). Троцкий отчаянно сопротивлялся, сначала в руководящих органах партии и государства, затем в ссылке, еще позже в изгнании. Ответом на призыв Троцкого к восстанию стало то, что только и смог сделать «палач с авторитетом революционера». В 1940 году Троцкий был убит по приказу героя своей книги за работой над ее текстом. Рукопись «Сталин» осталась незавершенной.

Троцкий погиб с ярлыком «шпиона» и «злейшего врага Ленина, партии и революции». Удивительно, невероятно, что после того как всплыла правда о Сталине и сталинизме, люди не верят этому патентованному лжецу (я опускаю другие его характеристики) и его последователям ни в чем, кроме того, что они (сталинцы) являлись коммунистами и марксистами, что в России был осуществлен социализм, наконец, что революционер был контрреволюционером. Реакция полностью сделала свое дело. Видимо, только подготовка и подъем новой волны поставят все это с головы на ноги.

Представления о новом строе и порядке его становления выкристаллизовывались после 1917 года в труднейшей обстановке непрерывной борьбы, то с открытой контрреволюцией буржуазного мира, то с ползучей и расползшейся в конце концов до своего предела реакцией отката революции. Сделано было немало. Но собрать в единую стройную концепцию все наработанное историческим процессом и теоретической мыслью не удалось.

Не удалось до самого последнего времени. Хотя такие попытки предпринимались. Однако, в «верхних», паразитических странах, как и в слаборазвитых, никогда не было социальных условий для формирования и развития строго научного взгляда на общество. На Земле, как и на Вете, ведущие теоретики рекрутировались только из группы среднеразвитых стран. Но и в этих странах научная мысль оказалась перекрытой, правда, не только специфическими социальными условиями (о них речь пойдет далее), но и реакцией, пресечением любых проявлений независимого мышления и уголовными карами, вплоть до смертной казни.

Анализируя представления марксистских теоретиков о социализме, я прихожу к выводу, что они (представления), несмотря на свою фрагментарность, в целом адекватно отображают стержень общественного развития в эпоху коммунистической революции (глобального перелома). Здесь нет принципиальных различий с ветианской трактовкой этого строя. Есть лишь незавершенность и отсутствие одного очень важного логического звена.

В марксистской традиции социализм изначально рассматривался как строй переходный, сочетающий в себе черты старого и нового, капиталистического и коммунистического. Еще Маркс в «Критике Готской программы» писал, что «мы имеем здесь дело не с таким коммунистическим обществом, которое развилось на своей собственной основе, а, напротив, с таким, которое только что выходит как раз из капиталистического общества и которое поэтому во всех отношениях, в экономическом, нравственном и умственном, сохраняет еще родимые пятна старого общества, из недр которого оно вышло».

Неоднократно затем мысль о вырастании социализма непосредственно из капитализма, о грузе старого на первой коммунистической фазе подчеркивал Ленин (в «Государстве и революции», «Великом почине» и др. работах).

Только так и может быть при становлении нового, на его начальной или низшей фазе. Переходность не может существовать вне неполноты, как и обратно, неполнота невозможна вне переходности. Социализм неполон как коммунизм, потому что переходен, потому что будущая полнота качественно противоположного капитализму строя разбавлена еще именно капиталистическими включениями. Другое дело, что в ходе исторического развития эти включения вытесняются и отмирают. Исчезает переходность – ликвидируется и неполнота.

В этом сплаве переходности и неполноты в сущности и состоит квинтэссенция теории социализма.

Именно это единство переходности и неполноты могло стать тем логическим звеном, которое сделало бы теорию социализма завершенной, работающей в полную силу на практику (кратковременная возможность реализации социализма представилась весной 1921 года) и, что исключительно важно, менее податливой на извращения.

Осталось сделать всего один шаг.

Близки к разгадке феномена социализма были ученые-марксисты Богданов и Преображенский. Последний в книге «Анархизм и коммунизм» даже мимоходом отождествил социалистическую систему хозяйства и переходный период от капитализма к полному коммунизму. Но только мимоходом и вскользь. Тогда, когда судьба революции висела на волоске, социализм был еще за горизонтом ближайших и более важных целей.

Переходность и неполноту, можно сказать, уже держал в руках Ленин. В работе «Империализм, как высшая стадия капитализма» он рассматривал последнюю капиталистическую стадию (в марксисткой традиции она получила название империалистической) как уже не капитализм в строгом смысле этого слова и, вместе с тем, как строй, переходный от капитализма к более высокому общественно-экономическому укладу, к коммунизму. Действительно, умирание старых, изживших себя форм дает в принципе тот же сплав. Уходящее старое уже неполно, потому что беременно новым. Нарождающееся новое еще неполно, потому что несет на себе печать старого. «Уже» и «еще», смерть и рождение равным образом вписываются в процесс развития.

Но простой и чеканный, всего один-единственный шаг так и не был сделан.

Умственная работа «откатчиков» облегчалась. В их головных механизмах слова из «Критики Готской программы» или «Государства и революции» бездумно выстраивались в цепочку: переходной период – социализм – коммунизм. Логика, историческая действительность, теоретические наработки марксизма за ненужностью отбрасывались. Я не буду сейчас останавливаться на тех практических возможностях, которые открывало такое «историческое место социализма». Пока только  отмечу,  что  этот  социализм,  в дальнейшем  осуществленный на практике, эксплуатировался в интересах реакции, и притом небезуспешно, почти на всем длительном отрезке отката.

Разумеется, не все было так просто и бездумно. Был и умысел. Спустя несколько десятилетий после фальсификации один из намного переживших Сталина сталинистов первого призыва делился секретами кухни: «...у Маркса сказано: между капитализмом и коммунизмом в этот переходный период не может быть ничего иного, кроме диктатуры пролетариата. А у нас сейчас предлагают везде так: между капитализмом и социализмом! Это во всей литературе исправлено. И в Программе». Только предлагать стали задолго до «сейчас». Вообще вопрос о грани между, мягко говоря, неосведомленностью и нечистоплотностью – один из самых сложных в истории со­циологии.

У нас, на Вете, при откате одной из наиболее значительных волн сложилась похожая на земную ситуация, скорее, даже эпизод по меркам нашего глобального перелома. Тогда в Перимии, паразитируя на авторитете революции и прикрываясь революционными знаменами, у власти в ползучем порядке утвердилась группировка Виши-Гаджула. Он, не без участия особенно не блиставшего по части диалектики и постоянно бросавшегося в крайности Нирубаха, пытался протащить наряду с другими новациями «переходный уклад между капитализмом и первой стадией коллективистского строя». Томившийся в тюрьме Ненли и перешедший на нелегальное положение Бростайн отпарировали двумя блестящими работами по теории первой фазы коллективизма (социализма), ставшими затем классическими. Впрочем, вряд ли Виши-Гаджул успел их прочитать – его режим был сметен уже буржуазной контрреволюцией. Об этой посредственности больше не слышали. Впрочем, ходили слухи, что он подвизался в качестве надзирателя в одном из концлагерей Рамгении во время существования там фашистского режима.

Вернемся к социализму. Объективно разворачивающийся процесс общественного развития дает на любом историческом переломе синтез старого и нового, их переплетение и взаимодействие. Новое вырастает из старого и на его основе. Социализм, образно говоря, сделан из двух материалов: капиталистического и коллективистского (коммунистического). Он сочетает в себе, но только в объективно обусловленной и уравновешенной в зависимости от степени развития общества пропорции, стихию и порядок, рынок и план, частную собственность и общественную. Сочетает, но этим не примиряет и не замораживает. Социалистический строй есть движение к полным коммунистическим формам. Социализм представляет собой и борьбу, находящую выход в постепенном изживании капитализма, но ни в коем случае не в его уничтожении или отмене. Наконец, и это едва ли не главное, социализм является строем, по возможности бережно использующим капиталистическое начало посредством его государственной (политической, классовой) организации, строем, не растрачивающим продуктивные потенции капитализма, а, напротив, направляющим их в общественное русло, заставляющим капитализм работать на коммунизм. Более высокий строй не может сформироваться иначе, как только из имеющегося в наличии материала. В противном случае история не была бы прогрессивной чередой находящихся в преемственной связи общественно-экономических образований (формаций).

Однако, это среднеарифметическое значение социализма. Таким он объективно вырисовывается в теории. Это – норма, которая на практике исключительно редка, даже случайна. Это – идеальный социализм. Он даже абсурден, ибо был бы таким и только таким, если бы не было людей.

Социализм в жизни реализуется через отклонения от нормы. Историю делают люди, и они, их вожди, организации, партии, классы, людские интересы, влечения, антипатии, страсти, вдохновение, усталость, наконец, борьба сообщают социализму (он ведь не просто переходен, он, находясь в составе глобального перелома, революционен) приливы и отливы, взлеты и падения, победы и жестокие поражения. Это – живой, реальный социализм, социализм людей, придающих субъективные возмущения объективной линии развития. Объективная необходимость в обществе реализуется только так. Реализуется в конечном счете и только через деятельность людей.

Соответственно существуют два уровня теории социализма. Социализм сначала должен и может исследоваться только как объективное явление, в идеальном виде. И лишь на этой основе и после этого возможно познание его как объективно обусловленной деятельности людей, т.е. в виде реальном (сталинисты называли реальным насаждаемый ими социализм, и были по-своему правы; я вкладываю в это понятие иной, научный и более широкий, смысл).

В дальнейшем для объяснения земной истории в период первой волны глобального перелома я буду опираться на вырастающий из первого второй, более высокий уровень теории социализма. Впрочем, это касается теории вообще. Здесь, в переплетении объективного и субъективного, на стыке социологии и социальной психологии находятся ответы на все основные вопросы, поставленные этим бурным временем.

НА СЛЕДУЮЩУЮ СТРАНИЦУ

 

 

ENGLISH VERSION

ГЛАВНАЯ САЙТА

НОВОСТИ

ТЕОРИЯ ПОЛОВ

ПСИХОЛОГИЯ

ФИЛОСОФИЯ ФИЗИКИ И КОСМОЛОГИИ

ТЕОРИЯ ИСТОРИИ

ЭКОНОМИКА

НАПИСАТЬ АВТОРУ